Специальный корреспондент 73online.ru Сергей Красильников стал гостем номера журнала «Зубр». И он рассказал многое – о чем другие журналисты предпочитают боязливо помалкивать.
Скандалы, интриги, расследования – три «кита», прославленные известным телеканалом, у многих ульяновцев ассоциируются с журналистом Сергеем Красильниковым. Его называют «сывороткой правды»... Ему есть, что рассказать о нравах нашей элиты.
К нам на интервью Сергей пришел в буквальном смысле, с «боевого поста» - по дороге сфотографировал дорожную технику, которая работала под партийными логотипами.
Z: Куда сдашь компромат?
С: В избирком. Недавно уже была история: на детско-юношеском спортивном клубе висел агитационный плакат «ЕР» без реквизитов. Я заснял его на фотоаппарат, подал жалобу в избирком. Прошло заседание рабочей группы по этой жалобе, и мне говорят: а мы вам не верим. Вдруг это фотошоп? Я спрашиваю: что нужно, чтобы мне поверили? Отвечают: сфотографировать, распечатать, сходить к нотариусу, заверить и только потом принести в избирком. Но результат все же есть: недавно я проходил мимо того же клуба – плакат сняли.
Z: Ты был в активистом исполкома «ЕР», участвовал в прошлой избирательной кампании. Твои политические пристрастия поменялись?
С: Пристрастия абсолютно не поменялись. Я не мочу партию, а лишь считаю, что она способна победить и законными методами. Не надо для этого быть шулерами. Пусть она наберет голосов меньше на 5 процентов. Но это будет легитимная победа, настоящий базовый электорат.
Z: То есть, ты, выходит, борешься за имидж партии?
- Сегодня стал расхожим термин «партия жуликов и воров». Но не стоит забывать, что в ней много замечательных учителей и врачей. На мой взгляд, эти учителя и врачи и должны быть костяком. А от жуликов и воров надо потихоньку избавляться.
Границы дозволенного
Z: Ты сам в партию вступил по убеждениям или заставили?
С: Я вступил в нее сразу же, как только начал работать в исполкоме – в 2008 году. Тут два аспекта. Во-первых, в трудовом контракте не оговаривается, но предусматривается, что работник исполкома является и членом «ЕР». Во-вторых, членство дает уникальную возможность для журналиста участвовать в политических процессах, например, в праймериз. Знание внутренних механизмов работы позволило мне провести хорошее, качественное журналистское расследование по фальсификациям на праймериз. Никто другой бы из местных ульяновских журналистов этого сделать бы не смог, потому что они не знали этих механизмом, возможностей, людей и не написали бы просто об этом.
Меня вообще больше всего удивляет в наших журналистах, местной политической и экономической элите закодированный, глубоко сидящий в них страх - перед начальством, властью, другими…
Z: Ну не во всех же!
С: Я не видел людей в ульяновской журналистике по-настоящему бесстрашных. Говорю это, глядя тебе в глаза.
Z: Работа каждого журналиста ограничена позицией самой газеты. Тебе, наверное, тоже о чем-то не дозволено писать.
- Я все время проверяю границы дозволенного. Свободу не дарят – ее берут, завоевывают. Мне кажется, сейчас у меня из всех ульяновских журналистов больше всего возможностей для свободы действий. Я пишу не только для портала «73online» – есть еще блоги, федеральные СМИ.
Z: А руководство портала позволяет тебе писать в другие издания?
С: Все строится на хороших, дружеских отношениях с редактором. Многое в нашей жизни зависит от везения, случайностей. Для меня везение заключается в том, что я встречаю много интересных людей, у которых могу учиться. Я очень благодарен редактору портала Ирине Александровой. Она профессиональный медийщик, газетчик, редактор. И настоящий трудоголик. Мы часто с ней спорим, зачастую ругаемся, в пух и прах. Но при этом я ее очень уважаю и, по-человечески, очень люблю.
Z: Бывало, что она тебя сильно резала или не давала о чем-то писать?
С: Было, что она говорила: сделай чуть мягче. Мы тогда ругались и мягче я не делал. Если редакция хорошая, творческая, люди там спорят, дискутируют, ругаются. Неправильно, когда редактор говорит, а журналист берет под козырек и тупо исполняет.
«Публичная» защита
Z: Если бы тебе предложили зарплату в три раза больше в местной официальной газете, пошел бы?
С: А смысл? Если ты захочешь заработать, то заработаешь. В разных местах, на разные издания поработаешь, в конце концов, ночью пойдешь сторожить или разгружать вагоны. Можно это делать, не проституируя.
Z: Как думаешь, у тебя это получается?
С: Я думаю, у меня у единственного это получается в Ульяновске.
Z: Ходят слухи, что хозяева вашего портала периодически дает тебе задания «замочить» какого-нибудь известного деятеля…
С: Это чушь полная. Посуди сама: я хожу по городу и фотографирую незаконную агитацию, ношу жалобы в избирком.
Z: И как начальство к этому относится?
С: А я не общался по этому поводу. Мне не говорят: не пиши об этом. А могли бы. Но не говорят, потому что считают Красильникова немного крэйзи. Они могут ограничить доступ тех или иных материалов на портал, вести свою редакционную политику. Но они не имеют права заставить меня думать или писать по-другому. Они могут не ставить мои статьи – ради Бога! Я нисколько не буду обижен.
Z: Было такое, что была команда не ставить твои тексты?
С: Этим летом я написал материал с первой конференции «ЕР» , с большим фото- и видеорепортажем. Сначала мы поссорились с Ириной Александровой – она сказала, что в некоторых местах слишком резко отозвался о некоторых членах партии. Тогда я сказал – окей, опубликую это в блогосфере. Потом она, остыв после нашей ссоры, позвонила и сказала – хорошо, я выставлю материал. Мы помирились.
Z: То есть, ты способен на такие поступки – угрожать что уйдешь…
С: Я не вижу в этом никакого геройства. Я не понимаю, почему журналисты официальных газет, чиновники, мелкие клерки держатся за свои места. Ребята, эти 10-12-15 тысяч вы можете найти в других местах. Почему вы так боитесь? Я начинал работать в департаменте массовых коммуникаций мелким клерком, и прекрасно знаю, сколько получают журналисты в этих СМИ. Копейки.
Z: Ты бы им посоветовал идти разгружать вагоны?
C: Нет, я просто говорю о том, что если они и дальше не будут бороться за свои права, их так и будут попирать и плевать на них. Крайним, стрелочником в сложных ситуациях делают простого исполнителя. Редактор в этой системе не имеет собственного голоса. Журналисты, видя эту несправедливость, в кулуарах ропщут. Я предложил им написать коллективное письмо в московский Союз журналистов - не хотят, боятся.
Z: Напоминает советские времена, когда шептались на кухне?
С: Мне это напоминает очень плохую комедию, несмешную, пошлую. Вообще, плохую комедию напоминает все, что происходит в Ульяновске.
Z: Вернусь к твоему везению - как думаешь, в ситуации с Чатиняном тебе повезло? Ведь тебе, как ты утверждал, угрожали.
С: На прошлой неделе мне позвонил Андрей Караулов из «Момента истины» и спросил: это вы брали интервью у Чатиняна? Мы поговорили об олигархическо-коммунистических странностях. А потом я подумал: почему мне позвонил господин Караулов? Очевидно, что этот материал будет использоваться в контрпропагандистских целях. Я это понимаю. Но для меня, как для журналиста, рядового жителя Ульяновска Сергея Красильникова, это дополнительная защита. Единственная защита для журналиста в Ульяновске – это публичность. Никакой другой нет.
Z: Так чем у тебя дело закончилось?
С: Я Чатиняну сделал хороший пиар. До меня он не был известен, сейчас его вспоминают по моему интервью. Для политика это самое главное. Сделать хорошее, классное интервью не у всех получается, не каждый журналист это сможет.
Каноны и препоны
Z: Откуда в тебе такая страсть к интригам, скандалам, расследованиям?
С: Давай определимся, что является скандалом в медиасфере. Любой материал – газетный, телевизионный и так далее, если автор им занимается, должен быть резонансным. Для этого он должен иметь свою драматургию. Ее принципы и законы известны давно. Должны быть положительные и отрицательные герои. Если мы ориентируемся на современный формат, то лучше всех рассказывает истории Голливуд. Простота, ясность, динамичность повествования. Поэтому мы к этому должны стремиться. Совокупность всего этого дает интересную, резонансную историю. Мы должны выбирать хорошие, вкусные, «мясные» темы. Тогда априори материал будет резонансным. А далее каждый читатель может дать свою оценку – негативную, что это скандал, желтуха, либо позитивную – что это важная критика.
Z: Ты тихо где-то сидел, прежде чем стать журналистом. И выскочил, как чертик из коробки…
С: По образованию я социолог. У меня получались неплохо школьные сочинения, иногда их зачитывали вслух, чтобы показать, как интересно написано и как плохо по грамматике обстоят дела. Я не думал о том, что буду зарабатывать на жизнь, рассказывая истории. Это просто стечение обстоятельств. Представь: сижу я, мелкий клерк, в департаменте массовых коммуникаций (я занимался там социсследованиями, организациями мероприятий разного рода). И там я познакомился с Ириной Александровой. Она сказала, что ее зовут в исполком «ЕР», возглавлять отдел агитационно-пропагандистской работы. И позвала меня с собой – ты найдешь там совершенно новую сферу применения. Я подумал – а почему бы и нет? Именно в исполкоме я начал писать. Ирина меня учила – как маленького ребенка учат ходить – шаг за шагом.
Z: О чем писал?
С: Об интересных людях, которые многого добились. Это самое сложное. Тебя сдерживают агитационные каноны. Ты не можешь писать о непростых личностных отношениях человека. Как в иконописи – ты должен соблюдать каноны. Я давно уже не встречал по-настоящему интересных агитационных материалов. Все интервью, большинство материалов, которые выходят в наших областных газетах, являются, по сути, агитационными. Но они неинтересны.
Z: И из своей агитационной деятельности ты вынес, что ты хочешь писать?
С: После того, как ты научишь ребенка ходить, тебе придется его догонять – он начинает бегать. Это просто вопрос времени. Ты должен самообразовываться, развиваться. Так было и у меня.
Озноб души
Z: Не кажется, что в тебе есть некая звездность?
С: Есть важная особенность у провинциальных журналистов – они стесняются продвигать себя. Но у нас нет агентов и пиарменеджеров. Журналист должен себя продвигать сам.
Z: Как это, по-твоему, можно сделать в Ульяновске?
С: Во-первых, ты должен максимально присутствовать в блогах, в социальных сетях, разных изданиях. Брать и находить темы, которые являются эксклюзивными. И подавать так, как никто не подает, с эксклюзивными комментариями. Это может делать почти каждый журналист. Но есть лимит времени, количество материалов, которые он должен отписать. В итоге бедный загнанный журналист, который получает крохи, отписывает тонны макулатуры. Он вынужден использовать пресс-релизы и методом копипаста писать материалы, лишенные души. Я понимаю, что это больше вопрос структуры, в которой работает журналист. Но никто же не держит его в этой структуре. Не устраивает – уходи. Типаж ульяновского журналиста – это запуганное, забитое, бесправное и завистливое существо.
Z: А ты, выходит, не ульяновский журналист?
С: Выходит, что так. Меня можно даже журналистом не называть - ради Бога!
Z: А кем можно?
С: Называйте как угодно, только читайте! Это главная цель любого журналиста. Можно как угодно меня называть, но скажите мне: кто еще из ульяновских журналистов так жестко и откровенно пишет о местных властях? Скажет кто еще может поднять тему коррупции Морозова. Обратите внимание: в официальных сведениях о доходах губернатор указал, что в 2008 году взял в ипотеку на семь лет огромный коттедж – площадью 354 кв. м. Рыночная стоимость – более 10 миллионов. А в декларации о доходам за 2010 год Морозов пишет, что дом уже находится в его собственности. Как он выплатил эту сумму за пару лет? Буду копать и выяснять.
Z: Бывало ли, что ты ошибался в своих расследованиях?
С: Возможно, я в каждой истории ошибаюсь и меня можно назвать предвзятым. Так подавайте на меня в суд! Я всегда так говорю людям, которые заявляют, что я написал не то. Есть цивилизованный и правильный способ разрешения всех конфликтов. В суде я всегда защищаю себя сам.
Z: По ночам совесть тебя не мучает?
С: Совесть меня мучает, но не по ночам, и, может быть, совсем по другим поводам. Это не касается работы. У каждого человека наступает такое время в жизни, когда тебя пробирает озноб души. Как молния ударяет. И ты понимаешь свою мерзость, пошлость, низость. Это такое религиозное чувство. Без него нет понимания высокого и красивого по-настоящему.
Z: А ты сам добро делаешь? Бабулькам подаешь на улице, переводишь их через дорогу?
С: Мне кажется, когда я показываю, что вещи, кажущиеся страшными, такими вовсе не являются. И тех, кого вы боитесь, бояться совсем не следует, это хороший, добрый поступок. Не надо бояться. Страх сдерживает и сковывает.
Z: Каким ты себя видишь лет через пять?
С: Настоящая журналистка такова, что ты не знаешь, что с тобой будет через пять лет. Ты можешь через пять лет сидеть в тюрьме. Но я бы этого, конечно, не хотел. Карьерных планов у меня нет вообще. Я живу сегодняшними историями, от темы до темы. Поймал тему – я живу. Хватаю ее как бульдог, раскручиваю, пишу. Нет темы – нет Красильникова.
Общалась: Виктория Чернышева
Фотографировал: Дмитрий Камал
Журнал «Зубр»
