26 августа 2008 года без объявления информационной войны губернаторская пресс-служба «сбросила» на общественное мнение «пиар-бомбу». Вышел в свет легендарный «желтый» номер «Народной газеты». «Жахнуло» так, что мало не показалось никому.

Чего стоили одни заголовки из той «Народки», они поражали воображение и будоражили умы. «Мамаша-убийца гуляла с трупом». «Реальный жеребец для братьев Запашных». Дальше – больше. «Цирк на зоне объявляет прием». Но «настоящий цирк» начинался в статьях о политике. Ошеломленному читателю сообщали, что Морозов коллекционирует слоников, а депутату Глебову друзья на день рождения подарили фальшивый диплом. И венчает весь выпуск материал под названием «Губернатор «выпал в осадок».

Делали тот культовый номер Анна Рачинская и Светлана Ямина. Их долго попрекали «слониками», а лично я ими восхищаюсь. Читайте журналистские байки прежнего и нового редактора «Народки» и «не выпадайте в осадок». Помните, губернаторы приходят и уходят, а «слоники» - вечны.

Нынешний редактор «Народной газеты» Светлана Ямина с ностальгией рассказывала о своей «веселой жизни» в первом ульяновском таблоиде.

«Акционеры» из СГВ

Пору, когда я работала в «Симбирских губернских ведомостях» («сидела» в основном, на светской хронике, которую тогда еще искать приходилось то про одного, то про другого писать было нельзя…), иначе как веселой не назовешь. Мы раз в неделю непременно должны были проводить и проводили, конечно же, с удовольствием, разные прикольные акции, которыми умудрялись разыгрывать не только простых и очень доверчивых ульяновцев, но и своих коллег (каюсь).

Идеи для акций рождались спонтанно, иногда «от противного». К примеру, могли летом встать на лыжи и спрашивать у прохожих дорогу на «Северный полюс» (так прикалывалась Лена Гусева, она сейчас в Питере). Как-то раздобыли летный скафандр (это придумала и провела Ирина Еремина, сейчас она в Москве, работает редактором в журнале «Караван историй», выпустила несколько книжек). Экипировали «инопланетянина», выкрасив в зеленую краску лицо одного из корреспондентов, и «подбросили» его «тело» на территорию школы. На «удочку» попались и школьники, и педагоги, и директор.

Никогда не забуду, как устроили «промоакцию» по продаже «кенгурятины» (на самом деле удалось достать очень хорошую баранину), как искали белую священную корову для индийского принца, как провоцировали народ на предмет супружеских измен…

Во время акции смеяться было, ясное дело, нельзя. Мы еле сдерживались. А когда возвращались на «базу», то есть в «СГВ», давали выход эмоциям. Сбегалась вся редакция, и работа вставала.

Акций было много. Две запомнились больше прочих. В одном случае мне реально стало не по себе, а в другом как это ни удивительно сюжет про нас на полном серьезе показало областное ТВ…

«Пострадала за мораль»

Решили мы провести акцию «по морали». Создали две группы. Одна (я и Ира Еремина) должна была протестовать и собирать подписи против «засилья секса на ТВ», а вторая, наоборот, «за увеличение времени показа» такого рода фильмов и передач. Встали с плакатами по разные стороны ЦУМа. Что любопытно, ко второй группе у стражей порядка вопросов почему-то не возникло, а вот нас с Ереминой натурально посадили в ментовской УАЗик и доставили в отделение. Причем, в мою спину тыкали дулом автомата, словно я страшная преступница, подталкивая ко входу в Ленинский райотдел. Хотели, было (после того как записали данные двух «домохозяек»), посадить обеих в «обезьянник». Уже повели, да тут на наше счастье (или неудачу…) появился какой-то майор - старший смены. Он пожалел «несчастных» (я сильно «убивалась»), взял с нас устное обещание, что «больше так (как?!) не будем», и отпустил. Уходя, мы так и не признались, что работаем в «Ведомостях». Об этом стражи порядка прочли в газете…

«Агафья Лыкова» приехала в Ульяновск

В середине 90-х годов прошлого (уже) столетия историю таежной затворницы Агафьи Лыковой, наверное, знали все. Но кто видел ее живьем в Ульяновске? Меня нарядили Агафьей (спасибо облдрамтеатру), Ярослав Щедров стал «сопровождающим ее лицом». Позвонили коллегам с областного телевидения, сообщили, что «Агафья» хочет в музей Ленина сходить. Те живо откликнулись. Но когда мы подошли к музею, телегруппы там еще не было. Мы решили выждать время. А пока что «Агафья» прикалывалась над рабочим, голова которого торчала из люка. «Агафья» так натурально целилась в сантехника пальцем, рассказывая о том, со скольки метров попадает в белке в глаз, что он весь как-то скукожился и быстро-быстро стал спускаться вниз. Как говорится, от греха подальше…

Бедные сотрудники музея, они тоже «клюнули» на нашу удочку, попросив потом «Агафью» расписаться в книге отзывов. Где-то в архивах так и стоит крестик (извиняюсь, акция была…). Телевизионщики тоже вовсю снимали гостью. А вечером сюжет прошел по новостям…

«Чем вам-то я дорогу перешла», - с этой фразы началось мое знакомство с бывшем редактором «Народки», опальной Анной Рачинской. Впрочем, позже она сменила гнев на милость и рассказала интереснейшие истории из своей журналисткой работы.

«Уборщица» из Домодедово

В 2002 году нужно было взять интервью у командира корабля, самолет которого пострадал в результате совершенного в России ужасного теракта (не буду уточнять где – все есть в интернете). Тогда я, будучи корреспондентом «Московского комсомольца» отдела «репортер» вместе с фотокорром выезжаю в аэропорт Домодедово. Самолет должен был приземлиться минут через двадцать. Пройти на взлетную полосу невозможно. Думаю. Где, что и как. Нужно! Необходимо! Подхожу туда, где принимают багаж. Говорю, что здесь, в аэропорту работаю недавно, уборщицей (была одета в потрепанные джинсы и незаметную футболку). Мол, у меня там, за вашей «вертушкой» ведро с водой стоит. Забыла… Охранник спокойно пропускает. Пробегаю через «вертушку», а фотокор (мужчина большого роста и заметной внешности) остается за проходной. Бегу через багажный отсек (как раз где был совершен недавно теракт). Двери на взлетную полосу везде закрыты. Одну нахожу, которая настежь… Выхожу на взлетную полосу. Передо мной вдалеке – на полосе три самолета. Возле самого ближнего самолета вижу мужчин в камуфляже. Они - из обслуживающих корабли при посадке и взлете (как потом выяснилось). Времени нет. Подбегаю к одному из мужчин и прямым текстом спрашиваю – какой из этих самолетов сейчас приземлился с юга? Немного опешив, он показывает пальцем. Когда подошла – с трапа спускаются два человека. Один из них оказался на мое счастье тем самым командиром, благодаря которому спаслось много людей. На все про все – минута-две. «Я действовал так, как меня учили и как мог… - только и сказал. Уставший, понурый. Наверное, в этот день поседевший. А потом вдруг смотрит на меня и спрашивает: - «А ты здесь вообще как оказалась?!». В это время подбегает фотокор (его пропустили также через багажное отделение вслед за мной) и начинает снимать.

Никогда не забуду – вышли мы через совершенно другой вход-выход для работников аэропорта – командир самолета проводил. И никто, кроме самого последнего охранника, уже на черте (той, которая предназначена для такси) не умудрился спросить – вы откуда здесь?! Спросить фамилию, имя, документы…

Надежда на «Авось»

Один из самых для меня больноощущаемых (Сергей, извините, конечно, но у меня есть слова, которых нет в словаре) и пересекших границу морали и чести был репортаж, который пришлось сделать в день, когда Николай Караченцов попал в ДТП. Помню, звонят поздно вечером из редакции. Сообщают об этой жуткой трагедии. Выезжаю на редакционной машине. Знаю только, что Караченцову сейчас делают операцию где-то в подмосковной больнице. По пути, благодаря коллегам и информаторам, выясняю куда ехать.

Так получилось, что я проникла в отделение нейрохирургии ночью. Конечно, в халате, бахилах, натянула медицинскую маску на лицо. Когда зашла в послеоперационную палату ( во всей больнице в это время почему-то - никого, полная тишина, как в морге..), с Караченцовым находились еще три человека. Его увидела сразу. Подошла к кровати – вернее, специальной кровати на каких-то шурупах, винтиках и т.п.. Он тогда еще был таким, каким его помним до болезни. Но уже тогда, с первого взгляда великого актера было трудно узнать: лицо очень опухло, под правым глазом сильнейшее кровоизлияние... Верхняя часть головы обмотана бинтами. В том месте, где была операция – в левой части виска на бинтах – кровь. Стою и плачу. Одна. Говорю ему, немного наклоняясь: «Николай! Вы должны жить, Вы должны обязательно выжить! Мы Вас любим, Мы все будем за Вас молиться!!!» Знаю, что не слышит. А может слышит… Оглядываюсь – никто из медперсонала не идет, слава Богу. И тогда на ухо ему шепотом пою: «Ты меня на рассвете разбудишь, проводить не обутая выйдешь, ты меня никогда не забудешь…» А слезы у меня катятся и боюсь, что на бинты упадут. А потом говорю: «Вы простите меня, Бога ради простите! Это, чтоб люди знали, что Вы – живы и даже улыбаетесь!» И фотографирую. Когда выбежала из больницы, молилась. Я знала, что нельзя было этого делать. Но я сказала ему тогда, когда он умирал, что он должен жить…

Жутко было на душе. Когда ехала в машине в редакцию, позвонили с конкурирующей газеты «Жизнь». От Арама. И предложили выкупить снимок за «намного большую сумму, чем»… Послала. А потом всю ночь проревела. И он выжил.

Сергей, я никогда об этом не рассказывала. Надеюсь на учтивость.

P.S.: Продолжение следует...

Байки слушал: Сергей Красильников