Дом дворян Горсткиных на протяжении многих лет по праву считался одним из самых красивейших зданий сначала Симбирска, а потом Ульяновска. После революции «дворянское гнездо» стало обычной коммуналкой, чуть позже областные власти организовали там геронтологический центр. Сейчас это уникальное здание в центре города, расположенное на ул Матросова,9, всеми брошено. Разрушаются стены, авторская лепнина и камин ручной работы. Октябрьская революция прошла через семью симбирских дворян Горсткиных, чьим фамильным домом являлся особняк, «катком», точно так же, как и через судьбы многих русских дворян, которые вынуждены были покинуть Родину и умереть на чужбине. 73online.ru решил вспомнить судьбу одной семьи, которая пережила в доме на ул Матросова,9 свои самые счастливые и самые трагические минуты жизни.
Таня бежала по перрону парижского вокзала. Высокие каблуки скользили по мокрому асфальту, элегантная шляпка то и дело норовила свалиться с головы, по щекам катились крупные слезы. Волосы падали на глаза, и она их постоянно поправляла за уши. Пожилая супружеская пара, проходя мимо нее, поинтересовалась: «не нужна ли мадам помощь». Таня даже не посмотрела в их сторону. Казалось, вот-вот и сердце выпрыгнет из ее груди, или просто остановится, или разорвется на части. Каблук сломался, и она нелепо растянулась на перроне. С трудом поднявшись на ноги, Таня села на скамейку и горько заплакала: большевики их снова обманули, и сына она больше не увидит никогда.
Ее негромкий плачь уже переходил в рыдание, когда совсем рядом тоненький голосок произнес по-русски: «Это ты, мама?»
НЕНАВИСТНОЕ СЛОВО: «ПОРА»
Танюша Горсткина обожала родной Симбирск. Она любила свой городишко всегда: зимой за крутые горки для катания, которые заливали на волжских берегах, весной - за тополиный пух и запах сирени, летом - за выезды на веселые пикники с родителями, а осенью - за разноцветную листву и запах дыма от костров, на которых сжигали пожухлую траву. Когда ее мама Екатерина Львовна заводила разговор о том, что дочери необходимо посмотреть столицу, Таня вся сжималась и говорила, что пока еще не готова выйти в общество.
«Но Таня, - сердилась маман, - ты почти невеста, а все носишься, как ребенок. Пора уже подумать о том, кто тебе составит партию». Таня отмалчивалась, а отец Александр Николаевич махал на жену руками и просил «не лишать дочурку детства». На этом разговоры о ее будущем на некоторое время прекращались, но дня через два маман опять напоминала дочке, что «пора».
Таня уже тогда возненавидела это слово «пора» и ненавидела его всю оставшуюся жизнь, именно с этим словом уже потом были связаны самые страшные минуты ее жизни.
ЛЮБОВЬ
С Владимиром они познакомились в парке. Она прогуливалась со своей старой гувернанткой и крошечной собачкой, он проходил мимо с приятелем. Таня, болтая с попутчицей, не обратила никакого внимание на молодых людей в офицерской форме, зато ее до этого такая спокойная собачка неожиданно ощетинилась и укусила проходящего молодого человека.
Парень закричал от боли так, что Таня вздрогнула. А собака, как ни в чем не бывало, уселась на задние лапы и стала с интересом наблюдать за дальнейшими событиями. Молодой офицер, нисколько не смущаясь, задрал штанину, и, увидев кровь, побледнел и стал падать в обморок. Товарищ его ловко подхватил и повел на ближайшую скамейку. Смущенная Татьяна, сунув в руки гувернантки поводок, побежала за ними. К счастью, Юрий - так звали укушенного - быстро пришел в себя и стал извиняться за свой внезапный испуг. Оказалось, он с детства боялся крови. Но Таня все равно посчитала своим долгом пригласить молодых людей на ужин.
К ее удивлению, маман полностью одобрила ее поступок, и весь вечер радушно угощала молодых офицеров самыми разнообразными кушаньями. Виновник переполоха Юрий за столом беспрестанно шутил и подтрунивал над собой за страх перед собственной кровью. Его товарищ Владимир, напротив, был серьезен, говорил все больше с главой семейства о политике, экономике и небывалом росте царского червонца.
Надо сказать, что родовой особняк Горсткиных считался одним из красивейших в Симбирске. Особую прелесть дому придавала входившая тогда в моду лепнина и камин, который был практически во всю стену одной из залов.
Владимир в разговоре за столом обмолвился, что его отец и он сам очень интересуется архитектурой, и тогда Таня вызвалась показать ему дом. Позже, вспоминая их первую встречу, девушка так и не смогла вспомнить, в какой момент ее заинтересовал Володя. Она даже плохо помнила, о чем они говорили. Зато хорошо запомнила его взгляд - такой теплый, и самую чуточку насмешливый. Их роман вспыхнул, как костер. Это были короткие встречи, бесконечные письма и поток нежности, в которых, как в солнечных лучах, купалась Таня. Через два месяца после их встречи Володю отозвали в полк, и они поклялись друг другу, что станут мужем и женой.
Отец Тани, Александр Горсткин, весьма благосклонно отнесся к предстоящему замужеству дочери, а вот его супруге зять почему-то не нравился. «Танюшенька, девочка моя, - с горечью говорила мать. - Не пара он тебе, чувствует мое материнское сердце, не пара». Таня, как обычно, отмалчивалась. А мать не унималась: «И не красивый он, посмотри, как волосы бриолинит, прям как до спинки дивана головой дотронется, то жирное пятно на нем остается». В день сватовства будущая теща демонстративно надела на всю мебель белые чехлы, а на себя черное платье. Но свадьба состоялась. Чудесная свадьба. Глаза молодой жены просто лучились от счастья, а новоиспеченный муж был преисполнен гордости. «Ничто не может помешать моему счастью, пока смерть не разлучит нас», - написала Таня Липская в своем дневнике, сразу после свадьбы.
ПОД НАРКОЗОМ СЧАСТЬЯ
Удивительно, что Таня даже не подозревала, какое это счастье быть женой. Просыпаться рядом с мужем, завтракать вместе, целовать любимого перед выходом из дома и терпеливо ждать со службы. Поглощенная своей новой жизнью, она даже не сразу поняла, что в России что-то меняется. Под наркозом счастья она слушала о народных волнениях, попе Гапоне и революционерах. Ей казалось все это детской игрой по сравнению с ее СЧАСТЬЕМ.
Вскоре мужа вызвали в полк, и она ненадолго переехала погостить к маме, в свой любимый родной дом. Пожалуй, только тут до нее дошло, что она пропустила что-то очень важное в жизни. Отец ходил хмурый, мама горько вздыхала. А когда родители узнали, что дочь носит под сердцем ребенка, то и вовсе впали в панику. «Дочка, дочка, - только и сказала мать. - Ну какие дети в это неспокойное время? Пока в стране такое твориться, не будет тут спокойной жизни». «Опять это ненавистное «ПОКА», - подумала Таня. - Ну причем тут мой ребенок и революция? Он тут у меня живой, и мы с Володей его уже любим и очень ждем, а тут выходит, что «ПОКА» революция, у него не будет счастья? Глупости все это».
СМЫСЛ ЖИЗНИ
Уже потом многое пережив и поняв, Таня вспоминала те неспокойные дни, как сплошную череду радости и горя. Внезапно умер отец, и тогда Таня все никак не могла понять, почему мать все время причитает, что его погубили революции, и что пока есть возможность надо бежать из этой страны. В материнском причитании ее тогда только больно «резануло» слова ПОКА. «Как можно убежать из этого чудесного дома, где с каждой ступенькой, с каждым зеркалом связана часть детства, - думала Таня. - Никуда мы не побежим, в этом доме появилась на свет я, появится и мой ребенок». Смерть отца отложилась в ее памяти, как черное пятно, состоящее из слез, растерянности и страха.
Муж Володя бывал в семье наездами, и когда он приезжал - это было белое пятно, состоящее из поцелуев, объятий и щемящей радости.
Но самым ярким белым пятном радости стало появление на свет сына. Она навсегда запомнила, какая безудержная, захлестывающая жалость ее охватила, когда она впервые увидела этот маленький комочек из ее и Володиной плоти и крови. Комочек смешно хмурил белесые бровки, а его нежные щечки покрывал персиковый пушок. Таня сразу придумала ему имя. Она решила назвать его в честь дедушки по материнской линии Арсением. Узнав о ее решении, муж легко согласился, и маленькое чудо стало Арсением.
ВЫБОР
Мощная волна народных волнений докатилась и до тихого Симбирска. Сначала от них ушел дворник, потом горничная... А потом и пьяница садовник решил, что «не пролетарское это дело - служить буржуям».
Володя, бывая дома, вел долгие разговоры на кухне с тещей. По обрывкам фраз Таня понимала, что спасти от большевиков Россию русским офицерам не удалось, и что муж, который стал называть себя белогвардейцам, тоже склоняется к эмиграции.
Арсюше было полгода, когда Владимир Липский твердо объявил жене, что необходимо бежать из России, которая гудела, как растревоженный улей. Убийства и расстрелы стали привычными, не хватало еды, лекарств, дров. Маленькому сынишке уже не хватало грудного молока, а кашу сварить было просто не из чего.
«Таня, если ты хочешь, чтобы я остался жить, мы должны уехать в Париж. Там сейчас много наших». Проплакав ночь, Таня стала собирать то, что еще осталось в некогда таком любимом доме. Она уже складывала нехитрые вещи Арсюши, когда к ней в комнату вошла мать. Устало сев в кресло, Екатерина Львовна умоляла не брать с собой в неизвестность ребенка. «Таня, послушай меня, Арсюша просто не вынесет этой дороги. Володя сказал, что вам придется скакать верхом до границы, возможно отстреливаться... Оставь его тут. Старуху с ребенком не тронут. А там глядишь, все как то утрясется». «Нет, - впервые в своей жизни стала перечить матери Таня, - Либо Арсюша поедет с нами, либо я останусь с ним». Пожилая, грузная женщина тяжело встала перед дочерью на колени: «Таня, уезжайте, внука оставьте мне».
Всю ночь Таня проплакала около кровати сына. Она гладила его теплую головку, крошечные пальцы, вдыхала его запах. Несколько раз за ночь она меняла свое решение: остаться - потерять мужа, поехать - потерять сына и мать. Сердце разрывалось на части... Иногда ей просто хотелось умереть, чтобы не стоять перед самым страшным выбором в ее жизни. Под утро в детскую зашел Владимир и, глядя жене в глаза, пообещал: «Пока Арсюша останется с бабушкой, но мы его обязательно заберем». «Опять это «Пока», - с тоской подумала Таня. - Когда ж ты из моей жизни уйдешь!».
Через два месяца Татьяна и Владимир Липские уже гуляли по Елисейским полям. Тане казалось, что тот кошмар, который их окружал в России, был просто сном, и только мысль о сыне упрямо возвращала ее в реальность. Она не давала ей спать, дышать, говорить. «Мне стыдно, но я даже Володю не хочу видеть и слышать, - напишет в первые дни своего пребывания в Париже Таня. - Каждую секунду думаю об Арсюше, каждую минуту себя корю, что проявила слабость, позволила себя уговорить. Мой маленький, персиковый комочек, увижу ли я тебя когда-нибудь? Будь проклята эта революция и русское слово «Пока».
РОС, КАК ТРАВА
Бог смилостивился над Екатериной Львовной и Арсением, несмотря на их дворянское происхождение, их не выгнали из родного дома, а просто «уплотнили», оставив бабушке и внуку одну маленькую комнату. Некогда красивый помпезный дом стал большой коммунальной квартирой. В спальнях и залах Горсткиных теперь жили рабочие, комиссары, и прочие товарищи. Долгое время Екатерина Львовна даже боялась говорить подрастающему внуку, что когда-то этот дом принадлежал их семье целиком. Старалась так же она и избегать расспросов мальчика о родителях, он только знал, что они живы и любят его. Через пять лет, глядя на то, как хулиганистый Арсюша гонялся по лестницам фамильного особняка за своим другом Костей, сыном слесаря и как он щипал и дергал за косички жившую по-соседски дочку учительницы Валю, трудно себе было представить, что он представитель одной из известнейших дворянских семей России. Связи с дочерью и зятем у Екатерины Львовны не было, и она, тихо плача по ночам, просила Бога только об одном, чтобы прожить подольше и поставить внука на ноги.
ЗОЛОТОЙ МАЛЬЧИК
Первых пять лет жизни в Париже Таня считала тоже сплошным черным пятном, оно состояло из бесконечной, безнадежной тоски, бессонных ночей и серых дней. Она безумно тосковала по сыну, пытаясь представить, каким он стал, на его день рожденья пекла торт и зажигала свечи. Дела у Владимира во Франции шли весьма успешно, но мысли о сыне, оставшемся в России так же, как и жену его не покидали не на минуту. В отличие от сентиментальной, «забитой и задавленной» тоской о сыне Тани, он действовал.
Сейчас уже трудно сказать, какие каналы подключил предприимчивый и хитрый Липский. Известно лишь то, что ему удалось выйти на первых лиц молодой Советской Республики и начать торг за сына и тещу. Переговоры длились несколько лет, цена на мальчика росла с каждым месяцем. Но отец не сдавался, и, наконец, договорится с комиссарами о нужной сумме. Много лет спустя, когда у Арсения спросили, за сколько же родителям удалось его выкупить, он горько усмехнулся и сказал: «За мое маленькое тельце заплатили золотом».
РЕВОЛЮЦИЯ ОТНЯЛА У НЕЕ ВСЕ
Екатерина Львовна, узнав, что Арсения «выкупили», собрала его в Париж за два дня, боясь, что Советы передумают. Ее власть категорически отказалась выпустить с внуком к дочери во Францию, но это ее не очень огорчило. Главное Арсюша будет с мамой и папой жить в благополучной Европе. Внука разрешили проводить только до Москвы, а дальше шестилетний мальчик должен был добираться до Парижа самостоятельно. Умирая от волнения, и не имея связи с дочерью, перед отправкой поезда бабушка одела внуку на шею железный жетон, на котором были написаны его фамилия, имя и возраст. Уже сажая испуганного внука на вагонную полку, Екатерина Львовна упросила его соседей по купе приглядывать за ребенком в пути. Выйдя из вагона, бабушка молча, без слез смотрела на прижавшегося к стеклу Арсюшу. Она понимала, что видит любимого внука в последний раз. Поезд качнуло, он медленно стал набирать скорость, а вмиг состарившаяся женщина все смотрела и смотрела ему вслед. Революция отняла у нее все и всех.
МАМА ПАХЛА ДОМОМ
Уже будучи взрослым Арсений в своих воспоминаниях писал, что очень хорошо запомнил дорогу из Москвы в Париж. «Было очень страшно. Я никогда не видел своих родителей, не представлял, как они выглядят, так же как они не представляли, как выгляжу я. Соседи по просьбе бабушки очень хорошо за мной ухаживали всю дорогу, но приехав в Париж, не стали дожидаться прихода родителей и оставили меня на попечение проводника. Я долго сидел в вагоне, но за мной никто не приходил. Подумал, что, наверное, мама с папой меня разлюбили. И вдруг увидел бегущую по перрону, плачущую и заламывающую руки женщину. Она поскользнулась, сломала каблук и упала, а потом села на лавочку и стала горько плакать. Помню, как сердце «подпрыгнуло». Вот моя мама! Я выбежал из вагона, подошел и спросил: «Это ты моя мама?». А она сначала вся окаменела, потом схватила меня на руки и закружилась вместе со мной прямо по перрону, несмотря на оторванный каблук. Я прижался к ней и вспомнил ее запах. Она пахла нашим симбирским домом»
Мать и отец постарались возместить ребенку все то, чего он был лишен за пять лет разлуки. «В нашу семью, - писала Таня. - Пришло счастье и покой. Арсюша с нами! Я встаю утром счастливая, ложусь спать счастливая. А Володя просто светится от счастья, и не расстается с сыном».
Родители попытались сделать из мальчика настоящего француза и отдали его в колледж иезуитов. Через год он бегло говорил по-французски и стал забывать родной язык, но мама Таня не допустила этого. Она стала говорить с сыном на родном языке, читать на русском книжки. Всю жизнь Арсений Липский считал себя русским французом.
Арсений не только блестяще учился, был необыкновенно хорош собой, но и занимал активную жизненную позицию. Во времена второй мировой войны он принимал активное участие во Французском сопротивлении, а позже написал об этом книгу. После войны Арсений Владимирович работал переводчиком в министерстве обороны Франции. А в 1975 году стал директором «русского дома» в Париже.
В родном Симбирске Арсений Липский побывал в 1991 году. Ему очень хотелось взглянуть на свой родной дом. По словам известного краеведа Сергея Петрова, который его сопровождал, «Арсений Владимирович был очень сдержан в эмоциях, обошел молча дом, постоял около камина и сказал, что внешне дом изменился мало».
Краевед Сергей Петров об истории дома на ул Матросова,9
Александра Скворцова
