В конце марта исполнилось 25 лет со дня выхода на экраны тогда еще Советского Союза фильма Василия Пичула «Маленькая Вера». Тогда четверть века назад эта скандальная социальная драма в одно мгновение стала знаковой и культовой в доживающей последние годы стране под названием СССР. Исполнитель главной мужской роли в «Маленькой Вере» - студент Щукинского театрального училища Андрей Соколов - по итогам 1988 года был назван журналом «Советский экран» секс-символом отечественного кино... А вчера давно ставший популярным российским актером театра и кино побывал в Ульяновске с антрепризным спектаклем «За закрытой дверью» по пьесе атеиста-экзистенциалиста Жана-Поля Сартра. После спектакля в беседе с 73online.ru Андрей Алексеевич вспомнил и о съемках «Маленькой Веры», и о поклонницах, и о нашумевшем налете на его московскую квартиру год назад, и о многом другом.
- У меня срок 25 лет ну никак не увязывается с «Маленькой Верой». У меня давно произошел сбой внутреннего хронометража. И, кажется, что это счастье — сниматься у Пичула в «Маленькой Вере» - я испытал совсем недавно. Но вот вы вспомнили о четвертьвековом юбилее нашего фильма, и я начал думать: «Мама дорогая... С ума сойти... Как бежит время... Какой же ты старый, Андрюха!..» (улыбается).
«Сексуальная сцена в «Маленькой Вере» была самой смешной»
- А сниматься в «Маленькой Вере» действительно было для вас счастьем?
- Для меня, тогда студента-первокурсника театрального вуза, главная роль в такой картине была просто мечтой и большой удачей. Фильм обсуждали еще на этапе опубликования сценария. Хотя, когда я прочитал сценарий, честно говоря, не понял, почему он вызвал столь острые дискуссию и переходящую в драчки полемику. Даже для меня москвича сюжетные коллизии из жизни советских провинциалов были понятны, обыденны и неудивительны. Кроме того, представьте себе: весь наш только что набранный курс в «Щуке» трудится, ремонтирует, красит и штукатурит училище, а студент Соколов снимается на море. Пальмы, пароходы, объедаловка яблоками и грушами. Мы просто получали удовольствие и на съемочной площадке, и за ее пределами. И, конечно же, не отдавали себе отчета, что «Маленькая Вера» и четверть века спустя будет предметов разговоров, обсуждений и горячих споров. Что в начале нового века и тысячелетия наша ставшая знаковой история войдет в список ста лучших отечественных картин, рекомендуемых современным подросткам для обязательного внешкольного просмотра...
- Несмотря на то, что в фильме впервые в советском кинематографе был без прикрас показан половой акт?
- Ну так сегодня этим уже даже школьников не удивишь... Это был бы самый смешной съемочный день в моей кинокарьере, если бы я не испытывал к своей партнерше Наташе Негоде определенные чувства. Сейчас интимную сцену снимают так: режиссер, оператор, актеры и гример. А тогда за камерой собралась практически вся съемочная группа — 25 человек. Комментировали, смешили, разве что советов не давали. Я старался быть серьезным, а Негоде было весело от этой имитации секса. Кстати, 15 лет спустя она призналась мне, что тоже была в меня влюблена на съемках «Маленькой Веры». Жаль, поздно сказала. У нас вполне мог бы случиться долгоиграющий роман, если бы я знал, что мне отвечают взаимностью (улыбается). И еще, я помню свои достаточно сильные, даже шоковые ощущения от просмотра картины в черновом варианте. Первая послемонтажная сборка ленты била по мозгам сильнее, чем окончательный, немного «причесанный» умирающей советской цензурой и менее циничный вариант. Мне даже на несколько секунд тогда показалось, что, если бы на большой экран вышла именно не отшлифованная черновая сборка без свето- и звукокоррекции со всеми шероховатостями, «Маленькая Вера» потрясла бы страну еще сильнее. Это было сравнимо с другой моей более поздней мощной шоковой киноработой в фильме «Бездна. Круг седьмой».
- Будет ли ремейк «Маленькой Веры», о котором говорят уже лет пять?
- У Васи Пичула была идея сделать продолжение. Но все варианты сценариев оказывались настолько невнятными, что этой идеи отказались. И к лучшему. Считаю, что «Маленькая Вера» — вполне законченная история.
- Это легенда или быль, что именно после «Маленькой Веры» на пороге вашей московской квартиры появилась фанатка из Сибири с чемоданами, приехавшая с вами жить?
- Быль. И виноват я сам. После «Маленькой Веры» письма от поклонниц со все страны я получал огромными мешками. На одно из них я по доброте душевной ответил. Это было письмо той самой сибирячки. Поблагодарил за теплые слова в мой адрес. А меньше чем через месяц звонок в дверь. Открываю — стоит с моим письмом. «Что вы здесь делаете?» — спрашиваю. - «Ну вы же мне ответили, вот я и приехала...» Хорошо, что быстро удалось ее уговорить уехать домой, без слез и истерик.
«Враги сделали хребет крепче и помогли не сломаться»
- Год назад вы стали жертвой трагикомического ограбления. Воров нашли?
- Нашли. Но ничего трагикомического для меня в той истории, только недавно закончившейся, нет. Это в чистом виде трагедия, когда возвращаешься к себе домой и видишь в двери огромную дыру в свою квартиру, выпиленную «болгаркой». Вытащено все самое ценное. Да еще и холодильник опустошен. Те два дня, пока я был на гастролях и отсутствовал дома, ребята-воры провели волшебно и повеселились на славу. Даже все спиртное, кофе и чай в доме выпили.
- В одном из своих интервью вы сказали: «Предателей нужно жалеть». Часто ли в вашей жизни вам приходилось жалеть предательство?
- По-крупному один раз в жизни, когда лучший друг перестал быть таковым. Но количество не всегда соответствует качеству. И тут важно помнить про кольцо Соломона. И про то, что «И это пройдет». Жизненный цикл и отмеренный нам ресурс скоротечны. И тратить время на злобу не резонно. Лучше лишний раз пожалеть человека. Даже если он того не заслуживает.
- Насколько близок вам по духу ваш тезка и однофамилец из «Судьбы человека» Михаила Шолохова?
- С огромным уважением отношусь к повести Михаила Александровича и к одноименному фильму Сергея Бондарчука. Изображенный русский характер достоин преклонения. Мне лишь хочется надеяться, что я хотя бы чуть-чуть дотягиваю до литературно-экранного Андрея Соколова. Если бы у меня была такая непреодолимая воля перед страшными жизненными испытаниями, я был бы счастлив. Пока могу лишь пошутить о том, что в отличие от шолоховского персонажа я закусываю уже после первой стопки (улыбается).
- В одном из культовых спектаклей столичного театра «Ленком», где вы служите — «Визит дамы» — главная героиня требует смерти для вашего героя Илла за грехи его юности. Есть ли в вашей жизни что-то, способное спровоцировать желание желать вашей смерти?
- Тяжелый вопрос. Время и жизненный опыт приносят не только многие знания, которые, как говорят древние мудрецы, еще и многие печали. Переоценка ценностей происходит, разумеется. И я с годами оброс своими «скелетами в шкафу». Есть вещи, о которых я сожалею, но поправить уже ничего не могу. А для кого-то, возможно, эти вещи — повод потребовать привлечь меня к самому строгому суду и даже желать, чтобы меня больше никогда не было. Жизнь учит человека на его собственных ошибках, кто бы что ни говорил. Но такие «проступки» по гамбургскому счету и формируют человеческий характер. Мы такие, какие есть, именно потому, что с нами по жизни что-то происходит. Это «что-то» не всегда со знаком «плюс».
- Еще древние мудрецы говорили: все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Ваш длительный простой в «Ленкоме», когда за 15 лет на театре было сыграно всего пять ролей из этой серии? Сегодня как вы оцениваете это испытание?
- Хоть я и не люблю вспоминать тот непростой этап, зато за это время я смог позволить себе закончить высшие режиссерские курсы, начать снимать кино, ставить и продюсировать спектакли. Чего я буду сейчас перед вами лукавить — очень тяжело быть невостребованным для актера. Но зато какой повод проверить себя на прочность, стать сильным, не пойти на поводу у ситуации. Мне период театрального безвременья помог. И сегодня я и его расцениваю как положительный и принимаю с благодарностью. В том числе и благодарю своих врагов за то, что сделали мой хребет крепче. Это помогло мне не сломаться.
- Сегодня в спектакле «Все оплачено» вы играете роль, которую до вас играл Олег Янковский. Это трудно — заменить Олега Ивановича?
- Есть люди, которых заменить не просто трудно, но невозможно. У нас в «Ленкоме» таких много: Янковский, Абдулов, Леонов, Пельтцер. Это штучные экземпляры. Их появление на свете — особенный акт творчества небесной канцелярии. Можно попытаться сыграть по-другому. Но стремиться к подражанию — моральное самоубийство. Они наша планка и ангелы-хранители нашего театра. Их портреты до сих пор украшают актерскую галерею в фойе «Ленкома». И ощущение, что пока они в таком виде с нами, мы остаемся намоленным местом. Даже гримерка, которую мы делили с Янковским, а теперь гримируемся здесь вместе с Александром Збруевым, словно хранит все самое лучшее, что она видела при жизни Олега Ивановича. То же самое с соседней гримеркой Саши Абдулова. И до сих пор трудно сказать о них: «Были...»
«Однокурсник есть даже в ульяновском уголовном розыске»
- Госдума и Совфед инициируют новый «Закон о мате». В одном из антрпризных спектаклей с вашим участием «Игра в жмурики» в постановке эстетствующего режиссера Андрея Житинкина мат из уст персонажей составлял две трети сценического действа. Как вы относитесь в связи с этим к инициативе российских законодателей «отменить мат в стране»?
- Да, там почти весь спектакль держался на нецензурных выражениях. Ими спектакль начинался, и матом заканчивался. Но это не было самоцелью для драматурга и режиссера. Эта история именно в ее матерном виде была ценна и самодостаточна. Не зря же мы «играли в жмурики» с успехом пять лет. И этот спектакль благодарно принимали даже за рубежом. И в Париже публика, говорящая по-французски, признавала, что все было органично. Сюжет раскручивался как бешеный. Энергетика спектакля была скорее негативной. И здесь красивый и правильный литературный русский язык был бы не на своем месте. Если же говорить про российский «Закон о мате», то он не без перегибов, конечно. Разума и здравого смысла в этом немного. Матом в любом виде творчества должна заниматься грамотная цензура с хорошим чувством вкуса. Есть же фильмы и литературные произведения, в которых, как говорится, из песни слова не выкинешь. Где мат — часть единой и нерушимой сюжетной конструкции. Табу в этом случае не панацея. Запретами проблемы не решаются. Мы уже переусердствовали с курением. Недавно смотрел урезанный мультсериал «Ну, погоди!». «Кастрированный» Волк, который не курит и не прикладывается к бутылке, вызывает чувство жалости. Это дурость - рассчитывать, что огромная страна в едином порыве бросит курить и материться...
- Всего у вас четыре высших образования. Два из них — «непрофильные»: Московский авиационно-технологический институт и Университет иностранных языков. Часто сегодня вы используете по назначению полученные там знания?
- МАТИ для меня сегодня – база, формирующая меня в пространстве при условии, что я занимаюсь режиссурой и продюсированием. Помогающая правильно распределить во времени верные стратегию и тактику поведения. Мало того, многие мои тогдашние однокурсники сегодня выбились в большие люди. И их дружеская помощь помогает решать по жизни нужные вопросы. Возникла проблема — звоню кому-нибудь из однокашников и по цепочке выясняю, что один из наших — высокий чин в ГУВД, другой — влиятельный политик. Бывший однокашник даже возглавлял угрозыск в Ульяновске. Фамилию не скажу, вдруг человек против. И сегодня в зрительном зале его не было... В общем, с такими «связями» любая проблема по плечу. Однажды в патовой ситуации летел на срочный спектакль на частном самолете, бывший однокурсник помог. И знание английского языка помогало в международных кинопроектах. А еще, вдруг Спилберг сниматься позовет... (улыбается).
- Как автомобилист со стажем и поклонник внедорожников можете оценить уровень качества продукции ульяновского автозавода?
- Кстати, последние модели УАЗов — нормальные внедорожники. Я как охотник и рыболов утверждаю: ваши машины очень удобны для выездов на рыбалку или охоту. Жалко, что в зале сегодня не было никого из руководства УАЗа... Вдруг бы подарили мне один автомобиль... (улыбается).
Артур Артемов
