Организаторы II Международного культурного форума в Ульяновске, то ли в спешке, то ли не подумав, пригласили в качестве участников настолько явных антиподов, что, пожалуй, лишь чудом получилось избежать явных и открытых конфликтов. К счастью, лицом к лицу не встретились во время форума специальный представитель президента России по международному культурному сотрудничеству и телеведущий Михаил Швыдкой и писатель, публицист и оппозиционер Захар Прилепин. Незадолго до того Михаил Ефимович достаточно резко отреагировал на опубликованное эссе Захара «Письмо Сталину», огорчившись «невежеству и подлости» Прилепина. Так что повод для выяснения отношений у обоих был. За глаза писатель комментировать претензии «культурного революционера» отказался. Зато охотно пообщался с «73online» о литературе, о политике и о личном...

А началась наша беседа с одной истории, напрямую связанной с Ульяновском и описанной Прилепиным в очерке «Господин Президент, не выбрасывайте блокнот». В нем рассказывается о встрече молодых писателей с Путиным, на которой присутствовала и ульяновская литераторша Анастасия Чеховская. Вот как описывает случившееся сам Захар: «Спустя несколько минут я с ужасом увидел, что Анастасия, — мне так показалось, — гладит Президента по ноге. Нет, саму ее руку из-за стола я не видел, но точно определил по движениям плеча Анастасии, что рука эта делает нежные, гладящие движения. Ситуация усугубилась и тем еще обстоятельством, что Президент мельком ласково посмотрел на руку драматурга, не прекращая, впрочем, свою речь. Но потом мелькнули из-под стола черные мохнатые уши, и я с облегчением догадался, что это незаметно подошла собака, и положила голову ровно между ногой Президента и ногой драматурга. Собачью голову гладила Анастасия».

- Эта история в вашем описании полна сатирического сарказма. Между молодыми писателями в разных регионах России и впрямь нет особой дружбы?

- Сейчас действительно не то время, когда писательское сообщество существовало, как некое благое компанейство, имеющее место в Серебряном веке, например. Или в советское время, когда писательские сообщества и группы, состоящие из молодых людей, объединялись, создавали целые литературные «банды» и этими «бандами» пробивали себе дорогу. Потом возрастают амбиции, каждый определяет свой дальнейший путь самостоятельно. Объединение, в котором я состою, молодые литературные критики называют «Новые реалисты». Кто-то выбрал другое направление. Ваш вопрос с этой точки зрения правомерен в том смысле, что люди, которые приходят в писательство, любя себя больше литературы, ничего не достигают. У них не получается. Возникает эгоистическое, самодостаточное чувство: вот есть я, а остальные пусть идут лесом. Они не способствуют сплоченности и дружеству писателей. Но и сами, как правило, ничего не добиваются. Вообще же литература - это общее дело. Здесь никто никому не мешает. Пространства много, места всем хватает. В нашем поколении молодые писатели объединяются в группы, скорее, не по литературным, а по политическим признакам. Люди, которые не принимали либеральный порядок вещей, необуржуазный переворот в России — поколение 30-летних — объединились на основании своего беспокойства о судьбах Родины. Так что имело место быть некое размежевание с ироничным отношением друг к другу и к себе, но ни в коем случае не оголтелая вражда. Во всяком случае, я к вашей землячке Насте Чеховской как к писательнице и как к человеку достаточно ровно отношусь. Ну подсказывала она главе государства во время той встречи подходящие формулировки — это их личное дело. Я тоже путинского лабрадора Кони потом погладил. Даже несколько волосков собачьей шерсти на память в своем блокноте засушил, как «гербарий».

- Вы не стремитесь быть в писательском тренде. Не перебрались поближе к столицам. Продолжаете вольготно обитать под Нижним Новгородом. Это поза, позиция? Или вам действительно лучше вдали от суеты мегаполисов?

- В силу того, что у меня непрестанно интересуются, почему я до сих пор не в Москве или в Питере, это стало выглядеть как моя личная несгибаемая позиция. На самом деле я вполне адекватно себя чувствую именно за городом. Город давит, что ли. Дом в лесу на берегу реки — некий абсолют моего нормального существования. Ведь что такое литература в принципе? Это дело одиночное, какое бы компанейство не стучалось в двери. Писать тексты на фоне шумовых эффектов сложно. Необходимы минимум суеты, минимум сутолоки и минимум хаоса. В этом смысле я и еще пара-тройка молодых ребят, моих коллег по писательскому цеху, доказывают самим фактом своего существования в литературе некий антитренд. Когда можно быть вполне успешным и востребованным писателем и не жить при этом в Москве. В столице писателю вообще делать нечего. Мы же жизнь описываем. А какая в Москве жизнь?.. Там другая химия происходит, не всегда пригодная для литературы.

- Эта «химия» вас разлагает?

- Не в этом дело. Просто я еще к тому же и очень люблю свою жену, своих детей, своих собак. И в одночасье срываться с места и тащить всю эту компанию в Москву не вижу никакого смысла. Это дорого. Кроме всего прочего, для литературного труда это, скорее, вредно, чем полезно. С советских и даже еще, наверное, с досоветских времен у россиян остается стойкое, но неверное ощущение, будто столица решает все. Достаточно туда просто приехать, напоить редактора коньяком, стать своим в писательской тусовке, и «финита ля проблема», ты — признанный литератор. Так вот ничего подобного в реальности не происходит. Редактору твой коньяк сто лет не нужен. Он пьет свой, который дороже и вкуснее. Издательству видеть писателя и вовсе не обязательно. Здесь могут общаться с автором, даже не зная зачастую, как он выглядит в лицо. Литература - это не попса, не шоу-биз. Хоть в лесу живи. Вырыл в лесу под деревом себе нору и пишешь там себе спокойно. Начнешь светить лицом — можешь только хуже себе сделать.

- Многие ваши произведения лично-интимные в том смысле, что полны теплых и нежно-трогательных семейных подробностей. В результате посторонние читатели невольно становятся членами вашей семьи. Жена и дети к такому положению вещей относятся спокойно?

- Ну, я бы делал скидку на то, что все мои тексты, о которых вы говорите, написаны по существующим законам художественной литературы. И там имеет место лирический герой. Он не всегда и не вполне реальный Захар Прилепин. Я не стал бы писать знак равенства между собой и своими персонажами. Потому что так можно далеко зайти. Мои герои совершают разные не всегда хорошие поступки: совершают бесовские безнравственности, даже людей убивают иногда. Отвечать за все их поступки было бы с моей стороны странновато, самоуверенно и чересчур смело. Те, о ком вы читаете, - это не всегда совсем я и не всегда моя семья. Тем не менее, мои близкие в самом деле через раз угадывают себя. Особенно старший сын. Но претензий мне вслух еще ни разу не высказывали. То, что папа написал, — не та проблема, которая ежеутренне обсуждается нами за семейным завтраком. В этом смысле мы гораздо более приземленные бытовые люди.

- На вашем официальном сайте среди любимых вами цитат значится фраза из размышлений героя «Войны и мира» Пьера Безухова: «Умрешь и все узнаешь...». Что главное и сокровенное вы лично хотели бы узнать, когда однажды окажетесь за последней чертой?

- Не думаю, что есть что-то необычное и непознанное, что я хотел бы спросить, оказавшись там. Мне просто понравилась формулировка графа Толстого. Я ее к себе даже не применяю. Просто поражен умением Льва Николаевича формулировать наисложнейшие вещи наипростейшим образом. Как будто из сегодняшнего дня его афоризм: «Тебе все хуже и хуже, а жизнь все лучше и лучше». А узнавать все, считаю, надо вовремя. Всему свое время: половому созреванию, мужеству, чести и даже время уходить. Торопиться не надо. Можно успеть не туда...

- Всегда интересна история происхождения писательских псевдонимов. В частности, почему однажды Евгений Прилепин решил стать именно Захаром?

- У меня прадед был Захаром. Отца моего Николая Семеновича все во дворе называли, тем не менее, Захаром. И когда встал вопрос о псевдониме, мне подумалось, показалось, что Захар - это наиболее адекватно моим текстам. И вместе с тем более резко и раздражающе, чем интеллигентско-баратынское имя Евгений. Уже позже, постфактум размышляя над своим поступком, я пришел к выводу, что было тайное бессознательное желание создать себе «оберег». То есть все имеющиеся претензии не ко мне. Я перевожу все стрелки на этого абстрактного человека по имени Захар Прилепин. Сам-то я, дескать, чудо, а все громы и молнии, обиды и раздражения - к тому парню.

- В 2010 году вы стали одним из подписантов под обращением граждан России с требованием отставки нынешнего президента Российской Федерации «Путин должен уйти». Сегодня, спустя два года, вы продолжаете на этом настаивать?

- Меня и тогда, два года назад, напрягала постановка вопроса. У меня претензии не лично к Владимиру Владимировичу Путину и не к Дмитрию Анатольевичу Медведеву. Меня волнует сама политическая система власти в России. В нашей стране замена Путина на НеПутина (Медведева) ничего не меняет. Пока нынешний действующий, или бездействующий, или квазидействующий клан будет оставаться у руля государства, страну ждут большие неприятности. Это для меня очевидный факт. Такой же, как то, что земля круглая. Ибо люди, которые вывозят из страны десять миллиардов долларов ежемесячно, имеют некие другие представления о будущем России, которые никак не совпадают с моими и с представлениями среднестатистических россиян. Лично к Путину по-человечески я равнодушен. Политический класс, который он создал, должен уйти. Далеко. И навсегда.

- Один из ньюсмейкеров нашего региона, лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов называет вас в числе своих любимых писателей. А ваше отношение к удальцовско-гудковско-навальной оппозиции?

- Так или иначе, я не могу абстрагироваться и начать оценивать ее со стороны. Поскольку сам вот уже многие годы нахожусь внутри этой самой оппозиции. Могу говорить лишь об отдельных персоналиях. Какие-то мне нравятся больше, какие-то — меньше. Меня другой факт заводит: в России — стране не либеральной, а скорее даже консервативной — оппозиция имеет достаточно ярко выраженный либеральный тренд. И она практически приватизирует под себя весь протестный потенциал. В этом смысле налицо перекос и передоз. С другой стороны, жаловаться грех. Пускай левые и правые силы представляют адекватных лидеров. Чтобы они могли конкурировать в народной приязни с либералами. И даже отжимать у тех институты управления процессами внутри оппозиции. Пока этого не происходит, нечего на зеркало пенять.

- Поставим знак вопроса после известной фразы нашего земляка Ульянова-Ленина «Так победим»?

Рационально размышляя, у оппозиции в России пока нет никаких шансов на ту самую победу. Ситуация сейчас идентичная той, что была в России в начале ХХ века, когда Владимир Ильич предрекал: настоящая революция здесь произойдет еще не скоро. Рациональных признаков хоть какого-то политического переворота не видно совершенно. В силу самых разных причин. Власть ведь извлекла своеобразные уроки из своего едва не случившегося, если не поражения, то системного кризиса в декабре прошлого года, когда 150 тысяч человек могли остаться на Площади Революции и устроить в Москве что-то наподобие Майдана. Теперь власть будет вести себя предельно аккуратно и более жестко в нужные моменты. Кроме того, народонаселение России не испытывает такого уж большого доверия к оппозиции. И не спешит выходить на площади, чтобы выразить свое отношение к существующему порядку. Вместе с тем мы должны со всей очевидностью понимать, что нынешняя власть куда менее укоренена в нашей стране, нежели бывшие власть царская или власть советская. У меня ощущение, что некая череда событий все же потрясет Россию. Возможны безкровопролитные катастрофы: техногенная, экологическая, социальная. Да и новый финансовый кризис никто еще не отменял. Вот это все способно будет обвалить систему управления в стремительные сроки. Если этого не случится, легальных способов изменить ситуацию я не вижу ни малейших...

Иван Собакин