В любой сельской библиотеке есть «заповедная» полка, книги с которой не берет никто и никогда, однако, этот строй с завидной регулярностью продолжает неуклонно пополняться. Я покопалась на полке и не нашла ничего, кроме «стихотворных произведений» местных ульяновских авторов. Особенно много в строю альманаха - с неразрезанными даже листами – под названием «Карамзинский сад». Потратив два дня на дотошное изучение графоманских слез и соплей, вынуждена констатировать, что альманах, как настоящий де Сад, готов насиловать с особым цинизмом любого потенциального читателя.

Чтобы, не дай бог, кому-нибудь не стало «мучительно больно», я не буду называть фамилий «поэтов». Да, собственно, и не в них проблема – она гораздо серьезнее: многих из этих рифмоплетов по рекомендациям местных деятелей от литературы регулярно принимают в члены Союза писателей России. А это – вопрос не местечковый, это показатель уровня духовности всей нации, уровня, который, видимо, уже преодолел точку невозврата.

Кто в детстве не баловался стишками? Но если ваше гениальное (для детства) высказывание и было опубликовано Чуковским в книге «От двух до пяти», это вовсе не означало, что лет через сорок вы станете признанным мастером остроумных «гариков», двустиший или поэм. Предполагалось, что взрослому человеку, кроме таланта, надобна еще и учеба и каждодневный труд, чтобы стать действительно заметным для читателя. Сейчас достаточно уметь держать примитивную рифму: побриться-напиться; вред-обет; Криуши-подбрюшье; Малыкла-Ерыкла, - и ты уже признанный мэтр. Но над главным вопросом: признанный – кем? никто из местных «поэтов» и не собирается думать. В стране происходит черт-те что, а у нашенских пиитов одно на уме: природа, погода, неразделенная любовь, соловьи, жаворонки, сумраки, встречи-свечи, расставанья… Правда, некоторые стихотворцы поднимаются до невиданных доселе философически-нравственных высот:

У меня уже есть Жизнь!

Что еще для счастья нужно?

Парадайса нежный бриз?

Или золоченый нужник?

А как богат у всех местных поэтический язык!

Даже солнце с винновского плеса

Как былину, душу гнет в лугу…

И, задрав в поднебесье свой острый кадык,

Вся страна походила на рот Цицерона,

А народ – на прибитый гвоздями язык.

Шли хмельные и просто прохожие,

Облака подражали питомнику

Обижает внутри незадвинутый ящик:

Что-то схожее с мебелью есть человек…

Импульс Любви подержу на руке

И осторожно прикрою ладонью…

И под каблучками льдинки звучные,

Как в слюде цветная карамель

Все они «красавцы, все они – поэты», в легкую обходящиеся без знания элементарных норм русского языка и просто жизни. Зато, как им кажется, сделали красиво:

Весна-хирург опять вскрывает

Ожоги ледяной зимы.

И сердцу в такт пульсирует курок

Убойной мысли…

Жаркая мысль курком стучит

в темя… (меж тем, об этих курках и мыслях пишут два разных автора! Хорошо, военные люди далеки от подобной галиматьи).

Лопат – четыре. Солнце – срыто

до основания… (прочитайте раза три подряд, получится «солнцесрыто». Так я в детстве не могла понять, что за «паруси» написал Горький. Оказалось – «По Руси»).

Твой профиль, как пилястр фасада (пилястр же не что иное, как вертикальный выступ в стене в виде части встроенного в нее четырехгранного столба. Увы, так и не удалось представить этот незабываемый поэтом профиль!).

Наш неразумный век и наш бездушный век,

Когда за грош ломают человека,

Да флаги новые на сталинский ростверк… (ну, во-первых, не роствЕрк, а рОстверк, во-вторых, весьма опосредована связь сталинского времени с нижней частью фундамента, распределяющей нагрузку на основание. Вряд ли оценят даже знатоки-прорабы).

В стишатах местных мастеров «сарказм гуляет между скул», у них «природа – мать, а человек – злодей, себя, как камень, каплей точит». Куда ж без лютиков-березок-рябинок?

Ромашка. Беленькое чудо.

Среди пустынных, серых трав

Он блещет, красоту отдав.

Убегает лес,

Бесшумно руки-ветви растопырив

Я стою и глаз не отвожу –

На перилах иней синий-синий!

И в душе своей горжусь, горжусь

За свою любимую Россию.

Ты падаешь в жгучие росы,

Спиною ложишься в росу.

Зачем ты отрезала косы,

Девичью свою красу?

Впервые за лето кузнечиков слышу

И памятью детства рассудок мой вышит

И по чувству и по мысли –

Ведра мы на коромысле… (это о влюбленных).

Мы были тогда цветами

И на просторе земли

Радостно, без роптаний

И без сомнений цвели.

Есть, безусловно, и боль-печаль по России. Увы, все так банально, что глаз выцепил лишь это:

… И как страждущий мессия,

Ты, великая Россия,

С Богом по миру пойдешь.о миру имеет постоянное значение – милостыню собирать, христарадничать. Это – наше будущее?).

Видимо, по недосмотру именно в де Саде я обнаружила потрясающего, ранее совершенно не знаемого мной с этой, поэтической, стороны Сережу Гогина. Газетные статьи его правильны, конечно, но пресны. Зато как вкусны и «Мечта идиота», и «Разговор журналиста с поэтом»! Это надо читать, тем более у Сада есть свой электронный адрес.

И отметила для себя книгу ульяновца Александра Шестопалова – автора не стало в 28 лет: жаль, ах, жаль. И ведь никто не предлагал ему в Союз писателей… Но и зачем – поэту милостью божьей быть чьим-то членом?!

А.Шестопалов:

В окруженье свиней толстокожих,

Когда хлебово ближе к концу,

Это просто – ударить по роже.

Но ударить нельзя по лицу.


Людмила Дуванова