Знаменитый актер, народный артист России Александр Галибин представил на Международном фестивале кино- и телепрограмм имени Валентины Леонтьевой пятый срежиссированный им фильм — «Маруся Фореvа!». В Ульяновск Александр Владимирович приехал вместе с женой, актрисой Ириной Савицковой.

Прогуляться по городу супруги не успели, но зато с удовольствием пообщались с юными зрителями в киноцентре «Луна». А затем рассказали о том, легко ли снимать детское кино, есть ли будущее у отечественного кинематографа и почему Мастер в экранизации знаменитого романа Булгакова говорит не голосом Галибина.

— Александр Владимирович, расскажите о «Маруся Фореvа!» — о чем этот фильм?

— Мы снимали его в Питере — вы увидите город очень необычным, надеюсь, вам захочется туда приехать. Для меня эта картина — маленькая притча, сказка о том, как молодому человеку, который вел достаточно праздную жизнь, с небес спустился ангел в виде маленькой девочки. Я снимаю кино для семейного просмотра, чтобы людям, которые сидят в зале, было хорошо на душе, чтобы они отдыхали, получали удовольствие.

— У вас есть рецепт, как снимать семейное кино?

— Нет. У меня остались ощущения, как лично я воспринимал кино, которое видел в детстве, начиная от «Чука и Гека». Есть огромное количество картин, которые я люблю и помню. И мне кажется, то, что было дорого мне, я пытаюсь передать сейчас семейной аудитории.

Мне интересен ребенок как личность. Последний мой фильм — «Приключение маленького Бахи», который выйдет в октябре, мы снимали высоко в горах, в ауле Чох в Дагестане. Это национальное кино, хотя неважно, где происходит действие. Ребенок интересен таким, какой он есть. Он совершает поступки, потому что он личность, хочет, чтобы взрослому человеку было хорошо. И делает это по-своему. Мне это дорого и важно, поэтому я и занимаюсь детским кино.

— Детское кино снимать сложнее, чем взрослое?

— Любое кино снимать непросто. Работа с детьми требует уважения к маленькому человеку, его понимания, любви, и главное, того, чтобы он тебе доверял.

Ирина: Снимать детское кино намного сложнее, чем сниматься самому. С детьми нельзя врать — они все чувствуют, в том числе фальшь. Они не понимают профессиональных задач, поэтому с ними нужно по-другому работать. После съемочного дня в Дагестане Саша звонит, у него уставший голос, и он говорит: вокруг гостиницы дети, которые работали со мной на съемочной площадке, играют в футбол! Настоящие энерджайзеры, которые не устают никогда. То, что Саша берется за это — для меня верх терпения и работы над собой. С детьми нужно изобретать новый язык, чтобы они делали то, что нужно. Это другая азбука.

— В вашем послужном списке — самые разные роли: Пашки Америки, Николая II, Григория Чухрая… Кто из них ближе к вам?

— Я сам к себе ближе. Роли приходят, я их не выбираю. А уже зритель решает, как это получилось. Играть Чухрая мне было трудно: я вырос на его картинах, они настолько правдивы и честны. Мне казалось, что это вообще не моя роль. Я вообще не похож на Чухрая — мы два совершенно разных человека. Но режиссер настоял, он, наверно, увидел что-то такое во мне, что дало возможность передать черты этого человека на экране. И для меня это важно, ценно.

— А роль Мастера в фильме Бортко «Мастер и Маргарита» — ваша?

— Есть вещи, которые ты не можешь пропустить — это знак судьбы. И Мастер — это знак. Там нет роли, ее по сути не на чем построить — в фильме Бортко это сумасшедший человек, оказавшийся в психбольнице, без личностного начала, со своей памятью, воспоминаниями. Это было непросто. Мне очень помогала Ира, мы сидели ночами, у нас был маленький ребенок, который спал, и она помогала мне учить текст, чтобы он был близок к словам, которые написаны у Михаила Афанасьевича. И мы не одну ночь так просидели, Ирочка давала реплики за Маргариту. Ты ведь по сути достаешь это из себя, что-то такое, что ты сам о себе не знаешь. И это остается на экране. И это самое дорогое.

— У вас прекрасный голос, почему в фильме Мастер говорит голосом Безрукова?

— Это вопрос к режиссеру. Я просто подчинился. Он решил, что Мастер должен говорить голосом Иешуа, поэтому Сережа замечательно меня переозвучил. Но, мне кажется, роль моя от этого потеряла. Я Бортко об этом сказал. Я сделал практически 100-процентное озвучание, но потом вдруг по непонятным для меня причинам было принято такое решение.

— Ходили слухи, что все, кто снимался в «Мастере и Маргарите», сталкивались с чем-то мистическим в своей жизни.

— Это все ерунда. Никто этого не знает. Картина снималась год, и за это время с любым человеком могло произойти все что угодно. Списывать это на роман просто нелепо.

— А Пашку Америку любите?

— Конечно. Это знаковая роль, визитная карточка, раз про нее до сих пор помнят.

Ирина: До того, как мы познакомились с Сашей (на съемках «Романовых» — прим. ред.), я «Трактир на Пятницкой» не смотрела и про Пашку Америку не знала. Моя подруга говорит — о, это же тот самый! Я удивлялась, потому что не знала прославившего его фильма. Поэтому сначала я узнала его как человека, а уже потом ко мне пришли его картины. Теперь у нас дети растут на этом кино, и они восхищаются — это же папа! Каждый раз новая встреча.

— Сегодня — время качественных российских сериалов. Вы не хотите попробовать себя в этом?

— Как актер я снимаюсь в сериалах — это моя работа, я нормально к ним отношусь. Просто иногда они качественные, иногда нет. Я работаю, это моя профессия, и не вижу в этом для себя нелепого: я зарабатываю, кормлю семью, как в любой профессии. Просто если раньше ты хватался за все, то сейчас более тщательно выбираешь.

Если бы был какой-то интересный сценарий, связанный с детьми или подростками, я бы взялся за сериал. Но только в том случае, если бы я смог сказать в нем что-то свое — а не только то, что хочет сказать продюсер. Мне важно отстаивать свою точку зрения. Если мы не совпадаем, я не берусь за работу.

— Вы ставили спектакли в Швейцарии, Австрии. Сильно ли отличается этот процесс от России?

— Когда я начинал, еще не было повального движения российских режиссеров за границу. Меня это научило самоорганизации и организации труда. Ты в ответе за деньги, которые тебе дает продюсер или государство на спектакль. А люди, актеры — везде такие же, это вопрос коммуникации, взаимодействия, знаний, которыми ты располагаешь.

— Сложно работать с женой на съемочной площадке?

— Очень легко.

Ирина: Мы в одной профессии, в принципе понимаем друг друга на профессиональном языке. А тут еще и семья. Мне кажется, нам друг другу много не надо говорить.

— Вы критикуете мужа за его работы?

Ирина: Нет, никогда. Я этого не вижу. Для меня он родной человек, и я знаю подтекст: например, вот здесь были бессонные ночи, потому что была маленькая Ксюша, он качал ее всю ночь, а потом пошел на съемки. Я знаю — быть невыспавшимся, простуженным, да еще и сниматься…

— Александр Владимирович, вы самоед?

— Я вообще отношусь к себе с юмором. В каких-то вещах я перфекционист, особенно что касается творчества и особенно в последнее время. Мне кажется важным слушать себя и свое сердце, и в этом плане я самоед — добиваюсь того результата, который хочется, чтобы был на экране.

Может быть, «Маруся Фореvа!» — неидеальная картина, где у меня были трения с продюсером по монтажу, музыке, сюжетной линии. Но то, что я вижу на экране, мне нравится. А «Приключение маленького Бахи» полностью сделано на доверии между мной и продюсером. Он не вмешался практически ни в одну сюжетную линию (в картине три новеллы). И это доверие мне было очень дорого. Я с радостью приехал бы к вам, в этот прекрасный киноцентр «Луна», в октябре, показал бы эту картину после международной премьеры в Казани, на фестивале Национального кино.

— Сегодня все говорят о судьбе российского кино. Как вы думаете, что будет дальше?

— У нас очень много хорошего кино. Просто зрители его не видят, вся система кинематографа в 90-е была сломана, переломана, перешла в частные руки, и это наложило отпечаток и на прокат. Сейчас начали ломать голову, как вернуть наше кино на экраны, найти зрителя. Это будет непросто и не произойдет в одночасье. Тем не менее моя детская картина «Моя ужасная сестра» заработала огромное количество денег (сборы в прокате — 1,27 миллиона долларов — прим. ред.), чего не было никогда. Именно потому, что ниша была пуста — американский кинематограф ушел, и осталось российское детское кино.

Я уверен, что есть возможность. Кто-то захочет этим заниматься, а кто-то нет и уйдет, будет делать что-то другое.

Виктория Чернышева