13 сентября Виктору Васильевичу Давыдову исполняется 80 лет. Заслуженный экономист Российской Федерации, обладатель высшей награды среди финансистов - нагрудного знака Ассоциации российских банков «За заслуги перед банковским сообществом», первый в Ульяновской области кавалер ордена Святого Станислава - Виктор Давыдов более 30 лет возглавлял местное отделение сначала Госбанка СССР, а потом Центробанка РФ. В 1958 году он начал работу в контрольно-ревизионном управлении Министерства финансов РСФСР по Ульяновской области. Затем поступил на работу в органы народного контроля и за 12 лет прошёл путь от инспектора до заместителя председателя областной организации. В 1978 году его назначили управляющим Ульяновской областной конторой Госбанка СССР. Виктор Васильевич многое сделал для развития банковской системы и экономики области. Его помощь помогла выжить многим предприятиям области в трудные годы, а здание Центробанка стало украшением города. Виктор Васильевич написал четыре книги воспоминаний и всегда с удовольствием рассказывает о своей интересной и насыщенной жизни.

- Объясните, пожалуйста, чем занимается Центробанк?

- В банковской системе я проработал 31 год с 1978 года. В то время, как говорила партия, действовал развитой социализм, был его рассвет. Центральный банк страны - это орган, который регулирует денежное обращение в стране. В нем сосредоточены все денежные ресурсы и резервы на непредвиденные случаи. Это единый эмиссионно-кассовый центр России. Неслучайно, согласно Конституции, он не подчиняется ни правительству, ни президенту, только думе. То есть никто не может командовать деньгами, только Центробанк, а то командиров у нас много. Только он, согласно анализу ситуации в России, говорит, где у нас прорыв, где нужно дать из резерва, чтобы помочь. Если банк какой-то разорился, то он может санировать его своими кредитами, помочь и восстановить банк, чтобы он работал нормально. Он осуществляет контроль за всеми банками страны, это главный регулятор банковской системы страны. Это во всем мире так. Это один из главных экономических институтов любого государства, наравне с Министерством финансов РФ.

- Я читал, как вы рассказывали, что в СССР партия просила дать кредит Ульяновскому автозаводу, а вы понимали, что завод эти деньги не вернет. Можно ли было сопротивляться этому и гнуть свою линию, что это невыгодно с экономической точки зрения?

- Однозначно. Это не зависело от того, какая власть была. Партийная власть — это жесткая, централизованная система, где была дисциплина величайшая. Меня вызывает секретарь обкома и говорит: «Знаешь, что автомобильный завод останавливается? Там денег нет. Не на что купить сырье для производства. Шины не можем купить — ярославскому заводу нечем заплатить». Им нужны, условно, 100 миллионов рублей. Я говорю, что в банке таких денег нет. Они все распределены по районам, по предприятиям. Мы же не копим их, они не лежат в мешке, мы их раздаем — деньги-то работают. Он стучит кулаком: «Нет, ты должен найти эти деньги!»

- А кто это конкретно был?

- Это был любой секретарь. И Колбин, и Скочилов. Тогда этим делом занимался Сазанов Евгений Васильевич. Очень умный, грамотный, способный секретарь обкома, на котором банковская система замыкалась. Он кричит: «Найди!». Приходится искать. Звоню в Москву, в Госбанк России, говорю, что автозавод останавливается. Просим помочь. Меня спрашивают: "Как помочь, на сколько?". "На три месяца", - отвечаю. "Вы уверены, что автомобильный завод за три месяца вернет эти деньги?". "Уверен". И они дают дополнительный лимит денег.

- Завод деньги возвращал?

- Завод возвращал. Я вам скажу, что в то время автозавод пользовался кредитами Госбанка ежедневно. У него в оборотных средствах 50 млн рублей кредитов. Ежедневно. Если бы мы притормозили на два-три дня кредиты, то он бы встал. Он каждый день должен приобретать комплектующие, выдавать зарплату.

- Постоянные кредиты у всех были?

- Кредитная политика - единая. Её нельзя установить для автозавода одну, для приборостроительного завода другую. Кредиты выдавались только тем, кто устойчиво работал, кто давал гарантии, что через три месяца кредиты будут погашены. Если взять колхозы-совхозы, то они были все закредитованы. Колхозы на 100% были закредитованы и не возвращали кредиты. На моей памяти по решению правительства дважды списывали невозвращенные кредиты со всех совхозов на убытки государства.

- Почему так происходило?

- Тогда сельское хозяйство работало очень плохо. Урожайность была низкая, технология посевов, приготовления почвы, уборки тоже были плохие. И организация труда была никудышная. Они посеяли пшеницу яровую, скажем, в расчете, что получат 20 центнеров с гектара, а получали 6-7 центнеров. Сейчас технологии другие, многое взяли с запада. Я был недавно в Озерках с группой почетных граждан Ульяновской области на животноводческом комплексе. Там средний надой на одну корову около 30 литров. У них вот такое вымя! А при советской власти — 3 литра. Вот и все.

С Сергеем Ермаковым

- А в промышленности подход изменился?

- Мое видение такое. Когда распадался Советский Союз, УАЗ выпускал 110 тысяч всех модификаций, пусть они не такие джипы, но они пользовались спросом. А как не стало Союза, то они сейчас 50% от того объема выпускают. Хотя, конечно, качество изменилось, лучше стало. Дальше — был УЗТС. Сейчас его нет. Этого я не понимаю. У нас был раньше радиоламповый завод, а сейчас на его месте палатки, торгуют тряпьем. Вот и отношение. Возьмем завод «Искра», который должен выпускать уникальную продукцию не только для «оборонки», а сейчас он остался только благодаря энтузиазму Руслана Тарасова. Я не согласен с тем, что у нас развалили министерства электронной промышленности, инструментальной промышленности. Сейчас в магазин пойдешь — все китайское. Это неправильно. Многое из того, что было в Советском Союзе, потеряно сейчас, но потихоньку возрождается.

- Какой самый сложный период в вашей работе?

- Если взять банковскую карьеру, то самый сложный отрезок - это переходный период от социализма к капитализму. Я начал работать в период, когда вся система была единая, когда работали по единым лекалам. А когда распался Союз, начали работать коммерческие банки. Никто не знал, что это за фокусы, как они должны работать, на каких началах они должны работать. Никто не знал - ни я, ни мои специалисты, ни в Москве не знали. Поэтому мы активно изучали иностранный опыт. Нас послали в Вену, там десять дней читали лекции. Послали в Италию, в Германию — смотрели, как работают банки. Стали учебу проводить. Я свои знания сразу вкладывал в головы своих работников. Потом началось массовое воровство, фальшивые авизо. У меня украли по фиктивному авизо 18,8 млрд. На КамАЗе столько денег не увезешь. В 94-м году это было. А в 95-м ещё 3 млрд шарахнули. Авизо я видел — держал в руках. Из Загорского отделения Самарской области оно нам пришло, там было написано, кому перечислить в московские банки. Я смотрю авизовку - она законная. Там печать гербовая Центрального банка, подписи первых лиц: начальника, главного бухгалтера, сам бланк законный. Это была подделка в голове у преступников. Они нашли Елену Дорош — до сих пор помню её имя, она бывшая руководительница Загорского РКЦ в Самаре. Через нее они это и устроили. Выписали, напечатали и пошло. Все просто.

- Как вы переживали, когда у вас украли почти КамАЗ денег?

- Я очень сильно переживал. Мои люди сами обнаружили это мошенничество. А на следующий год у меня украли три миллиарда, прямо оттуда, где я сидел - на Гончарова, 50. Международный преступник Каремян познакомился с моей бухгалтершей, попросил её дать ему посмотреть, как оформляются документы, и начал их переделывать. Есть, скажем, документ на перечисление на 50 млн в Радищевский район на зарплаты учителям, а он там район меняет на адрес — на московский банк, на ООО «Ника», условно. Подделывает и отдает ей, и бухгалтер проводит, и деньги пошли в Москву. Когда это произошло, я был в командировке. Мне никто ничего не говорил сначала — мне зам звонит, плачет и рассказывает, как все произошло. Пять бухгалтеров арестовали, и та девушка сразу призналась. Я приезжаю, прямо с дороги в банк. Все плачут. А газета «Симбирские ведомости» Габрелянова пишет страницу за страницей, как работники Центрального банка украли деньги у учителей, врачей, пенсионеров, и какие они бессовестные жулики. Эти вырезки у меня до сих пор есть. И народ ведь верит — как же так? А сколько Давыдову досталось из этой суммы? Мы пригласили всех журналистов всех газет — всех до одного. Все пришли, всем интересно. И я рассказал, что не мы украли - у нас украл международный преступник. И рассказал, каким образом украл. На другой день газеты написали, что все не так. И написали, кто украл. А того через два года в Коми нашли.

- Как вам кажется, если бы у Горячева было другое отношение ко всему новому, то наша экономика в то время была бы в лучшем состоянии? Его желание показывать себя хозяином сильно ударило по области?

- Если бы Фролович слушал финансистов и банкиров, то экономика развивалась бы абсолютно по-другому. Дело в том, что он не считался ни с кем. Условно — колхоз задолжал государству. Он или глава администрации вызывает какого-то банкира и говорит: «Дай, Горячев сказал». Банкир отвечает, что нет денег. «Нет, Горячев сказал». Банкир мне звонит. Я никаких денег не даю, потому что колхоз закредитован напрочь, и отказываю. Я у Горячева был не в почете. Мы с ним не находили язык.

- Это был профессиональный конфликт или личный?

- Это был профессиональный конфликт, но личная неприязнь тоже была. Он вел себя по отношению к банку абсолютно неправильно. Вот я строил банк. На века. Такого здания больше в Ульяновске никто не построит. Но без его команды. Это его задело. И он постоянно останавливал стройку. То он дает команду отключить электроэнергию. Просто внаглую. То поставит с двух концов гаишников. Машины везут материалы — гаишники не пропускают. Вся Гончарова забита машинами. Я к нему: «Фролович, вы что делаете? Скандал же». Вот как это считать? Это личные амбиции? Видишь, какая ситуация. В другой раз в обед звонит Гришин - начальник треста, который строил. Встали все растворонасосы, которые подают на верхние этажи раствор. Горячев, твою мать, энергию отключил. Я опять звоню: «Вы понимаете, раствор стоит три часа. Раствор застынет и выбросим шланги». Мне пришлось его уговаривать. А зачем, когда это преступление? Мы так 300 метров шлангов выбросили.

- Он как это объяснял?

- Назло. Не так говорил, но это понятно — показать, кто в доме хозяин.

- Если бы он шел на компромиссы, то мы бы 90-е и нулевые легче пережили?

- Конечно. Вот островок социализма. Мы не допустим, как он говорил, повышения цены на хлеб как в Пензе, Самаре. Мы как торговали по 18 копеек за буханку хлеба, так и будем. А все торговали уже по 4-5 рублей. Горячев вызывал председателей колхозов и говорил, чтобы на «Хлебпром» отдавали зерно по такой-то цене, а разницу он вернет из бюджета. И они отдавали зерно - что делать. А когда пришел коллапс — они к нему. "А где я вам деньги возьму, - говорит Горячев, - у меня в бюджете нет. И таким образом он за один мах погубил все хозяйства области. Все. Зато мы жили год в островке безопасности.

- С кем было проще работать из всех руководителей?

- Скочилов был гигант. Он начал все развертывать, пусть и небольшими шагами — асфальтирование дорог до райцентров, при нем велся разговор о газификации, он начал строительство Мемцентра к столетию, а вместе с ним изменил облик Ульяновска. Все вокзалы перестроил, въезды, перестроил центр. При нем началась закладка авиакомплекса. И это только маленькая толика.


Анатолий Скочилов

Когда он умер, его заменил Кузнецов, которого прозвали «Иван Стаканыч», но он очень думающий мужик. Он строитель сам по себе. Продолжал начатое дело Скочилова, но проработал до 83-го года, злоупотреблять алкоголем стал, и его заменили на Колбина. Колбин — это гигант. Это человек-глыба.

Колбин понял, почему у нас ни хрена ничего нет в магазинах. Потому что промышленность плохо работает, сельское хозяйство плохо работает. Все перестало работать — иголку негде купить. И он заставил всех работать. Если бы он здесь проработал ещё года три-четыре, то он бы наладил дело. И уже пошло, все стало лучше работать. После него пришел Юрий Самсонов. Слабый человек.

- А с Шамановым как работалось?

- Я про него ничего плохого не скажу. Я не знаю, почему его ругали. И как тут опять не вернуться к Горячеву. Он проводил каждую субботу селекторные совещания. Поднимает директора завода и спрашивает, почему он не платит налоги в бюджет. Директор отвечает, что денег нет, через неделю заплатит. Тогда Горячев давал команду главе налоговой Крюкову закрыть счета этого завода. И он закрыл расчетные счета 80% промышленных предприятий. Как работать? Он и автомобильного завода закрыл расчетный счет. Тогда директора заводов приезжали с совещания и немедленно отправляли бухгалтеров открывать счета в Москве, Самаре, Казани. Бухгалтер открывал в крупном банке счет, и деньги оставались в Самаре.

Когда пришел Шаманов, то он сразу меня пригласил. Он в ужас пришел, что предприятия не доверяют власти, раз такая ситуация. И Шаманов дал команду вернуть все предприятия сюда. Все по-другому пошло. Пошли деньги, пусть и не очень много. Его критикуют, а эту экономическую деталь никто не вспоминает. Он продвинулся по Президентскому мосту, хоть и закончил стройку Сергей Иванович. Это, по-моему, Шаманов добился решения строить мост на федеральные деньги.

- А с Сергеем Ивановичем какие были отношения?

- Нормальные отношения. Единственное что, но это не только к нему претензия, но и к Путину, Медведеву. Везде воровство, кумовство и коррупция. Нельзя такую коррупцию допускать. Во что превратились? В 2015 году со мной случилось несчастье — я сильно заболел. Инсульт. В больницах нет ни хрена ничего. Чтобы в областную больницу лечь, надо купить физраствор, лекарства, чтобы кололи, таблетки. Все надо купить. У меня-то есть возможность, а с деревень как приезжают? Как лечиться? Во что превратилось здравоохранение? Скворцова бы пришла в областную больницу и побеседовала с пациентами. В больнице ложек нет, кружек нет, полотенца, задницу подтереть - и то тряпочки нет. А ведь 21 век! В советское время этого не было. Я с ложкой что ли своей приходил тогда? Вот о чем вы пишите. Не стесняйтесь. А все почему? Балакишиева проворовалась, Тихонов проворовался. Министры — то же самое. Надо как в Сингапуре, Корее, Китае, Америке с этим бороться. Тут винить Морозова только за то, что в области происходят такие вещи. А так он энергично работает, по-моему. Прок-то есть. Завершил строительство моста — это великое дело. Развил промышленную зону за Волгой. Это его заслуга. Возрождает село, поднимается урожайность. А что ещё надо?

Я вот построил банк. 16 тысяч квадратных метров. Это строил Гришин со своими ребятами, а отделку вели итальянцы, финны и сербы. Это уникальное здание. Я ушел десять лет назад — что с ним делается? Часть отдали «Академии», четыре этажа. Гостиницу - коммерческой фирме, хозблок прокуратуре отдали. Сделал здание, а все раздробили. А я что предлагал? Там надо было сделать деловой финансово-банковский центр. Вселить Министерство финансов Ульяновской области. Им негде сидеть. За одним столом — два экономиста. Работать невозможно.

- Как вы решились такую махину строить?

- Я отстаивал это здание 20 лет. В 1978 году я пришел в банк на Гончарова, 50. Там сейчас казначейство. Я прошелся по двору — смотрю, лежат кучи каменного угля. Весь двор в черной пыли, окна в саже. Топят свою котельную. В самом центре города Ульяновска мы топим каменным углем. Там молодые девчонки, ребята, как ты. Ходят с кусочками хлеба, обедают и смотрят на эту грязь. А она течет, как только дождик пойдет, она течет по улице Ульянова и на Гончарова. "Почему не сделали центральное отопление?" - спрашиваю. "Не откуда подсоединиться". Дня четыре меня не было, заканчивал дела на прежнем месте и выяснил, что можно подключиться к соседнему зданию, где «Фармация» была. Я решил вопрос за неделю. И все — подключили отопление. И двор вычистили - я начальника 104-й дивизии Орлова попросил дать 150 солдат, чтобы они двор вычистили. Он и ребят, и машины дал, и лопаты. И двор как двор стал. Люди задышали. А в котельной мы столовую сделали.

- Сразу захотели рядом строить банк?

- Сразу. При подготовке к столетию Ленина Ленинградский институт зонального проектирования там уже спроектировал банк. Но по какой причине его не стали строить, никому неизвестно. Но место было пустое, там выгуливали собак. Я 20 лет добивался разрешения. В 85-м году вышло постановление о запрещении строительства административных зданий. И все. Тогда я всех обманул, сказал, что это не административное здание, а производственный объект для хранения денег. Так и начали строить.

- Вы писали, что с помощью строительства банка выделялись деньги на больницу. Это как?

- Сейчас меня за это не посадят, а было это вот как. Горячев ни в какую не разрешал, насмерть стоял. Я в 93-м выступил на республиканском совещании, там был председатель Центробанка Виктор Геращенко. Я выступил резко — сказал Геращенко, что написал ему 15 писем о строительстве здания банка в Ульяновске. В том здании, где мы находились тогда, работать было нельзя. Говорю - вы тогда закройте здание и переведите управление в Пензу, Саратов. Куда угодно, но работать нельзя. Приезжает на следующий день его заместитель. Он согласился со мной, и тогда мы пошли к Горячеву. Он сказал, что разрешит строить, если 30% от сметной стоимости нашего здания мы отдадим на строительство детской многопрофильной больницы. Мы тут же заключили договор. Горячев просит завтра же перечислить три миллиарда. Я даю команду перечислить. Горячев убедился, что все в порядке, и дело пошло.

Проект у меня был уже заранее. День и ночь строили. Горячев обращается — прошу его помочь госпиталю ветеранов войны. Сколько надо? Четыре миллиарда. Перечисляем. Таким образом я всем помогал за счет тех 30%. На все перечислили 20 млрд рублей. Проект делал Ленинградский институт зонального проектирования и помогал "Ульяновскгражданпроект".

- Почему вы в Москву не согласились переехать работать в 80-е?

- В 86-м году председатель Госбанка Виктор Деменцев вызвал меня к шести часам вечера следующего дня в Москву. Я прилетел, не зная зачем. Приехал я к шести, а он меня принял в десять часов вечера. Я четыре часа в приемной просидел. А беседовал он со мной две минуты. Он вызвал меня, чтобы посмотреть. Деменцев говорит — мы вас забираем в Москву. Через месяц опять вызвал - то же самое. Я думаю: «Хрен вам, чтобы я по четыре часа сидел в приемных». Это меня так возмутило! А ведь рядом со мной сидит начальник управления по кадрам. Они, может привыкли, а я нет. Деменцев меня позвал в центральный аппарат, предложил на выбор шесть должностей директоров департаментов. Я не согласился ни на одну должность. У меня дочка, вторая родилась, дома хорошая должность. Тогда Виктор Владимирович дал мне неделю на размышление — если бы я не согласился, то он бы освободил меня от должности.

Я уже прошел беседу в ЦК КПСС, но Деменцев сделал одну ошибку. Очень большую. Он не согласовал мою кандидатуру с Колбиным. Я звоню Геннадию Васильевичу, а в это время в Москве проходил пленум. Ему все рассказал, Колбину не понравилось, что с ним не согласовали. Он мне сказал: продолжить работать, как работал. И все. Меня больше не беспокоили. Колбин был в хороших отношениях и с Михаилом Горбачевым, и со всеми. И просто позвонил Деменцеву.

С супругой

- Не жалели потом об этом?

- Нисколько. А через месяц Колбин уехал в Казахстан.

- Я читал, что у вас вся семья - экономисты.

- Да. К сожалению. Когда я был начальником управления, я кого-то мог подучить. А сейчас вся экономика в компьютере. Раньше были по пять-шесть человек в отделе, а сейчас хватает одного. Сейчас очень сложно устроиться. Но ничего не сделаешь. И внуки - экономисты. Один закончил месяц назад и уехал в Москву.

- А сейчас чем занимаетесь?

- Я являюсь членом комиссии по наградам, и 16 лет был членом комиссии по помилованию.

- Как часто рассматривали прошения о помиловании? Чем руководствовались, когда выбирали, помиловать человека или нет?

- В основном убийцы и насильники пишут о помиловании, те, кому 15-20 лет дают. Пишут, что осознали свой поступок, больше такого не допустят. Сначала они пишут письмо президенту. Потом дело рассматривает наша комиссия. Если на человеке пробу ставить негде, и его освобождать, чтобы он в обществе нашем гадил, то мы отказывали. Бывает, например, что молодой человек косил от армии. Его взяли, а он бежал из части. Ему дали два года. А у него мать одна, у нее на руках ещё один ребенок, отца нет. Жизнь этой семьи очень плохая. Мы его помиловали. Один раз дед задавил человека. Трезвый, было темно, человек стоял на обочине — дед его просто не видел.

Ну, вот мы помиловали Юрия Буданова. Он изнасиловал и убил Эльзу Кунгаеву, сидел здесь. Ему дали десять лет и лишили всех наград. Мы посчитали не доказанным, что он убил. Её убили, но что он это сделал — не доказано. Долго рассматривали. Мы просили ему ещё вернуть и награды. Через две недели звонок из Москвы — меня вызывают в аппарат президента к Виктору Иванову. Это был помощник президента по кадровым делам. Час беседовали. «Как вы могли помиловать?» - спрашивает. А там же изнасилование ещё было. Иванов говорил, что оно было, но в решении приговора суда об этом ни слова не сказано, а мы этот вопрос подняли. "В решении про изнасилование не сказано, потому что если написать такое в решении суда, то что мировая общественность скажет про российскую армию?", - спрашивал Иванов. Что там офицеры насилуют девушек? Иванов сказал: "Пойми, если дадим Путину подписать указ о помиловании, то что народ скажет? Что в Чечне скажут? Что насильника и убийцу помиловали?" Он в какой-то мере был прав.

С дочерьми

- Что самое важное вы сделали в жизни?

- Я бы ее разбил на три части. Первое. Создал семью — у меня очень хорошая семья, с женой живем 56 лет. Она тоже экономист. Нажили двух дочерей. У каждой по два сына. Это главное. Второе - это, конечно, учеба и воспитание, которое я получил. И третье - это работа. Она тяжелая. Когда переживаешь воровство, то чувствуешь, что тоже где-то виноват. Мне прокурор сказал, что мог бы меня посадить за то, что у меня 18 миллиардов оттяпали. Говорил, что за халатность - не досмотрел. Я ему ответил, что тогда надо посадить и Геращенко, ведь по стране триллионы утащили. Самое главное в моей жизни - это работа в банке. Ты не только за людей, которые в банке работают отвечаешь, но и за всю экономику области.

Артем Горбунов