Сегодня, 7 ноября, день рождения отмечает удивительный, талантливый, широкой души человек — директор ульяновской ДШИ №10 Александр Додосов. Он рассказал, почему в 18 лет стал хормейстером, как отправился в свадебное путешествие с рюкзаком и гитарой и подружился с Евгением Евтушенко.
— Александр Николаевич, а вы смотрите телевизионный «Голос»?
— Нет. Он проходит в то время, когда у меня идут репетиции. Это совсем другой жанр, мне это неинтересно. Но, тем не менее, дочка моя Анна (Анна Могутина — дирижер, музыкант, певица, педагог, проживающая с семьей в Словении — прим. ред.) мою внучку Наталью на «Голос» заявила. Внучка очень хорошо поет, она лауреат многих международных конкурсов. Они приехали сейчас в Москву из Словении, как говорится было бы счастье, да несчастье помогло.
— У Анны уже был ученик, который попал в тройку победителей «Голос. Дети» — Лев Аксельрод…
— Да, у нее были те, кто прошел и на «Новую волну», и на «Евровидение». Она способный педагог по вокалу. Анна сняла для «Голоса» два видео, где Наталья поет Эллу Фицджеральд — сложнейший джаз (в шесть лет внучка получила за него гран-при на международном конкурсе в Словении) и песню «Синенький скромный платочек». Теперь ждем, что ответят. Раньше думали, что там все платно, но, оказывается, заявки принимаются бесплатно. Если попадет на проект, конечно, буду следить. Кстати, с дочкой и внучкой мы образовали семейное трио — «3Д», трое Додосовых. А вообще у нас сейчас все вертится вокруг цифры 7. Внучке семь, она пошла в первый класс, Анне 47, мне 7 ноября исполнилось 72. В составе «3Д» мы успели съездить в Подмосковье на конкурс «Песни Булата», получили звание лауреата как трио, а Наталья стала лауреатом как солистка.
— У нее уже много наград?
— Да. В этом году она стала еще и лауреатом Грушинского фестиваля. Он проходил онлайн, съемки были в Ульяновске. Наталья спела песню Веры Матвеевой, я ей аккомпанировал. Было 700 претендентов, из них шесть лауреатских мест дали взрослым, и шесть — детям. Такого не было никогда. Наталья Кучер (известная автор-исполнитель — прим. ред.) сказала, что у нее мурашки шли от того, как наша внучка исполняла песню.
Из милиции в консерваторию
— 54 года назад вы начали руководить хором в Казанском дворце пионеров. Как так вышло? В 18 лет обычно мечтают стать космонавтами, а не хормейстерами…
— На самом деле это элемент случайности. Я поступал на географический факультет казанского пединститута. Пошел по стопам отца, учителя географии. Думал, что знаю этот предмет здорово, но на какой-то пустяковый вопрос не смог ответить. Я умел играть на аккордеоне (не закончил музыкальную школу, но играл на слух), руководил школьным оркестром. И меня пригласили в Дом пионеров, где не хватало аккомпаниатора для детского хора, которым руководила моя знакомая Наталья, но она поступила на вечернее отделение финансово-экономического института и оставила меня один на один с хором. Директор дома пионеров Мира Алексеевна (говорят, что по паспорту ее звали Ревмира — Революция мировая) вызвала меня и сказала, что руководить буду я. Пришлось залезать в нотные сборники, что-то подбирать на слух. Так что первая запись в моей трудовой книжке от 1966 года — «Руководитель детского хора дома пионеров».
— Но спустя год вы все же поступили на географический факультет…
— Да. И начались походы, дальние практики… Даже свадебное путешествие с женой у нас было на Тянь-Шань. Пересекли несколько снежных серьезных хребтов, попали на Иссык-куль. Вообще экспедиция была для нас сюрпризом — мы даже физически не были готовы к горным походам. Не было тогда ни снаряжения хорошего, ни компактно упакованных продуктов. Нам подарили на свадьбу 30 рублей и отправили в путешествие. Я был главным фотографом группы, шел с фотоаппаратом и объективами, плюс я взял свою чешскую хорошую гитару… Все было — и тяготы, и сложности, и перевалы больше 4000 метров. Но горы остались в душе на всю жизнь — больше таких путешествий нам судьба не подарила.
— На географическом поприще успехи были?
— Недавно мне кто-то из друзей прислал фото, сравнивающее Татарстан с мировыми достопримечательностями. Среди них есть пещера Юрьевская на Камском устье. Когда мы учились, эту пещеру только открыли. Это был небольшой малоизученный штрек. Мы с товарищем решили взять курсовую работу по изучению этой пещеры. Регулярно летали в Камское Устье на кукурузнике, зимой добирались до места на лыжах, летом — пешком. Ставили палатку, опускались под землю. С риском для жизни изучали пещеру — она была гипсовая, могла обвалиться. Там было много ходов, простирающихся в разные стороны, на разных уровнях, под разными углами. Один из них назвали моим именем — Санин ход. Еще одному гроту дали название Аварийный — боялись там громко разговаривать, чтобы свод не рухнул. Составили полную карту-схему, изучили температурный режим, животный мир, потоки воздуха. Я придумал особую технику съемки фотографии, с выносной вспышкой. И когда мы защищали курсовую, получили первое место. Мне даже подарили диск-гигант, на котором какой-то народный артист читал поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин». Он сохранился до сих пор! Нашей работой заинтересовалась доцент университета. Попросила данные, чтобы поизучать. Мы, простые ребята, отдали. А она опубликовала их в научном журнале под своим именем. Тогда было обидно, а сейчас смешно.
— Музыка так и оставалась в вашей жизни?
— Пока я учился в институте, играл в ВИА «Атланты» при доме пионеров. Тогда в стране очень был популярным детский грузинский ВИА «Мзиури», из которого вышла Тамара Гвердцители. И наша директор, строгая женщина, сказала: «Если вы не создадите нам такой же детский ансамбль, я вам не разрешу репетировать". Получился хороший коллектив «Подснежник», который начал активно выступать. Дети из этого моего первого хора мне пишут до сих пор, мы дружим. У некоторых уже, правда, по четверо внуков, но я все равно их зову детьми. После вуза я пошел работать учителем в свою же школу, вел несколько предметов, занимался самодеятельностью и туризмом. Но через несколько лет из школы пришлось уйти — нужно было обеспечивать семью, кормить детей. Я перешел на работу в милицию, где пообещали квартиру (но так и не дали). Сначала ловил несовершеннолетних преступников, потом был замполитом отделения, затем в линейном отделе милиции на железнодорожном вокзале Казани стал начальником инспекции по делам несовершеннолетних. Но в 30 лет мне приспичило поступить в консерваторию.
— Желание, которое наконец-то созрело?
— В ВИА я заведовал вокальной стороной, а потому решил повысить свою квалификацию — пошел к знакомому педагогу, которая занималась вокалом. Она сказала что «с самодеятельностью не работает», и отправила меня к подруге — руководителю хора и доценту консерватории. Хор занимался в Казанском энергетическом институте. Я пришел туда прямо с работы, в погонах старшего лейтенанта милиции. Руководитель прилюдно попросила меня спеть фрагмент Шуберта, который хор разучивали. Я спел — все аплодировали. Так я начал перенимать вокальный опыт «из первых рук», привел туда всех «Атлантов», начал учиться сольфеджио, нотной грамоте. После увольнения из милиции я продолжал руководить детским хором. При поступлении в консерваторию это сыграло большую роль. На ученом совете в консерватории про меня сказали — он без музыкального образования, нет даже музыкальной школы, зачем нам брать медведя учиться кататься на велосипеде? В защиту выступил профессор Казачков, автор многих учебников по дирижированию, одна из величин в хоровой музыке — сказал, что у меня уже есть действующий хоровой коллектив. И меня взяли.
— Вы называли поступление в консерваторию самым важным моментом в жизни…
— Да, это так и есть, ведь я пришел к своей профессии. Если бы не жена, моя Тамара Николаевна, я бы не стал никуда поступать — надо было кормить семью. Она взяла этот груз на свои плечи. Сейчас мы работаем вместе в ДШИ, она преподает скульптуру.
«Татарин из Казани»
— После консерватории вы попали в Ульяновск по распределению…
— Мне было 35 лет, мы были молоды, полны надежд. Я мог бы уехать в Сыктывкар, в другие города. Но к нам приехал директор ульяновской музыкальной школы, пообещал жилье. Мы приехали на родину Ленина, посмотрели Новый город. Это был 1984 год — новейшие дома, через улицу от них — чистое поле. Воодушевило, что директор школы взял на себя все административные вопросы, можно было жить, занимаясь только любимым делом — хором… Так и было несколько лет.
— Но потом все изменилось?
— Да, руководство сменилось, мне предложили работать в обкоме. Через своих сотрудников меня на работу позвал Геннадий Колбин. Посчитал, что в работе с культурой нужны люди с музыкальным образованием. Два года я был на административной должности. Для меня, человека не бумажного, при полном отсутствии высшей партийной школы, это было сложно. Но в обкоме оказался дружный коллектив, я познакомился с областью, отраслью культуры, многими людьми. За мной, как за «татарином из Казани», закрепили Старокулаткинский район, где 90 процентов говорили на татарском языке. У них были тогда табу на сабантуи, мы сделали так, чтобы праздник реанимировали. Когда Колбин ушел, я вернулся в музыку. Меня позвал директор ДК «Руслан», где мы создали музыкально-хоровую студию — подобие музыкальной школы. Дело пошло так хорошо, что скоро мы стали филиалом ДШИ №5, а потом нам дали свое помещение. Начались тяжелые времена, «Авиастар» раздавал детские сады, и нам досталось учреждение «Золотой петушок». В сказке есть царь Додон — а я Додосов — не судьба ли? С тех пор я руковожу музыкальной школой №10.
— Сколько сейчас у вас коллективов?
— Хор мальчиков «Вольный ветер», хор девочек — «Солнечный ветер», камерный хор Cantus firmus и «Витаминки». Ну и теперь плюс трио «3Д». «Витаминкам» уже больше десяти лет, их уже три поколения — некоторые участники между собой поженились, кто-то родил, все закончили вузы. Этот коллектив к себе на личные концерты на Грушинском фестивале приглашали Иващенко, Сергей Никитин. Там же нас увидел Евтушенко — он позвал «Витаминок» к себе на день рождения.
— Как это произошло?
— У меня дома зазвонил телефон. «Здравствуйте, это Александр Додосов? Это Евгений Евтушенко беспокоит. Вы не могли бы ко мне приехать на день рождения?». Я сначала подумал, что меня разыгрывают — я сам любитель, а потому отвечаю: «Да, конечно». Он продолжает: «Это ведь вы написали «Витаминкам» песню на мои стихи?». И тут у меня телефон падает из рук, я понимаю, что разговариваю с самим Евгением Александровичем. Он добился через Минкульт России, что нас приняли в Москве. Мы выступали дважды — на его даче в Переделкино, той самой, где он организовал картинную галерею и подарил потом ее государству. Во время выступления я насчитал 10 послов иностранных государств, концерт вел Михаил Задорнов, который признался, что не слышал такого отношения к литературному тексту во время пения, тем более у таких маленьких детей. А на другой день пели в Политехническом музее, в легендарном зале, где свои стихи читали Блок, Маяковский, Есенин, шестидесятники. Это незабываемо.
Рождение сказки
— Вы чувствуете, насколько другими сегодня стали дети?
— Конечно, мы постоянно ощущаем, как меняется мир, приоритеты, направленность образования. Сейчас с детьми сложнее. Но и мы, педагоги, не лыком шиты, умеем трансформироваться, приспосабливаться, постоянно учимся. Русский язык очень трансформируется, он уходит в компьютерно-английский жаргон, многие слова исчезли из употребления. Поэтому когда мы поем песни о войне, нужно их расшифровывать. Не только слова, что они означают, но и контекст. Когда я рассказываю детям, как бойцы мерзли и голодали в окопах, как сражались, не сдавались, тишина воцаряется такая, что комар пролетит — будет слышно.
— Это помогает петь с душой?
— Что такое петь «с душой»? Надо показать технологию, тогда будет и душа. Музыканты все знают, что именно технология — это основа звучания.
— Какое самое сложное произведение за все время вы исполняли с детьми?
— Как-то нас пригласил наш симфонический оркестр — петь все хоровые эпизоды оперы «Евгений Онегин». Мы выступили на одной сцене с солистами из Большого театра, «Геликон опера» — молодыми ребятами лет по 30. «Реквием» Моцарта пели неоднократно — тоже было очень интересно. Однажды работали с основателем нашего симфонического оркестра, народным артистом, профессором многих консерваторий Эдуардом Серовым. Когда он приехал к нам в школу, порепетировал с детьми и не сделал ни одного замечания, мы были в шоке. Московские профессора морщили нос — говорили что у нас «темпы не такие». А он сразу начал в «наших темпах».
— Вы каждый год делаете в школе рождественские сказки. Что будет в этом — уже придумали?
— Еще нет. Музыкальная сказка пишется, когда заканчиваются занятия — 30-31 декабря. Все отмечают новый год, а ты мучаешься, потому что 3 января в три часа дня (это традиция, ей уже почти 30 лет) дети приходят и слушают, как я сказку читаю. Иногда бывает три страницы, иногда 17. Потом спрашиваю их мнение, они что-то предлагают. 10 и 11 января мы показываем постановку — дети поют, хореографическое отделение танцует, художники гримируют, моя жена придумывает костюмы. Так что все каникулы в школе пашем. Это сложно, но, как говорил Горбачев, «главное нАчать». Я стараюсь не использовать персонажей западных, стараюсь прививать русскую культуру, которая сегодня не очень в чести. Но в этом году, боюсь, без героя-коронавируса не обойтись.
Все вместе
— 1 августа у вас была золотая свадьба. Как вы ее отметили?
— Наши дети (у нас их трое) пригласили нас в Москву, сделали для нас целую программу — небольшой капустник, прогулку по Москва-реке, ресторан с видом на Кремль, где наши с женой малейшие желания исполняли красивые официантки. Дали нам возможность почувствовать себя на празднике. А еще подарили наши же кольца, о которых мы забыли, где они находятся. А они были у дочери. Дети отнесли их к ювелиру, вставили камушки и подарили нам снова. Главное, мы просто обрадовались, что Анна вернулась в Россию, и все наши дети в одном месте, что они дружны — это для нас самый большой подарок.
— А как вас обычно поздравляют дети из хоров?
— Обязательно придумывают какие-то капустники. Обычно нахохочешься, слезы вытрешь, и не помнишь, что же это было. Так все искрометно, смешно и быстро.
Арина Майорова
