10 июля 1941 года началась Оборона Ленинграда, или Битва за Ленинград, одно из самых длительных и кровопролитных сражений всей Второй мировой войны. Разумеется, никто не собирался проигрывать и сдавать город Ленина, колыбель революции, второй по значению промышленный и транспортный центр Советского государства. Но, с одной стороны, военное счастье переменчиво, а с другой, методы ведения войны – артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки, их последствия, разрушения и пожары, создавали реальную угрозу множеству культурных ценностей, веками копившимся в бывшей столице Российской империи, ставшими символами российской истории.

Например, «Святой Николай», он же «Дедушка русского флота», знаменитый Ботик Петра Первого. Небольшое парусное судно, на котором великий царь-реформатор постигал азы мореходства, уже 16 июля 1941 года было доставлено на барже в Ульяновск и переживало войну в закрытом ещё в 1930 году для богослужений здании лютеранской кирхи Святой Марии на улице Ленина, бывшей Московской.

В военном 1941 году Ульяновск и та территория, что составляет ныне Ульяновскую область, входили в состав Куйбышевской области. Город Куйбышев, нынешняя Самара, был определён резервной столицей СССР, на случай падения Москвы. Не случайно, что в куйбышевские пределы отправлялись культурные ценности из столицы культурной.

Принять и разместить непосредственно в Куйбышеве всё вывозимое, было никак невозможно, да и опасно, ведь в случае чего, враг мог обрушить на резервную столицу бомбовые удары, от чего возникал риск утраты ценностей. А потому вывезенное располагалось по районным центрам Куйбышевской области, в том же Ульяновске или в Мелекессе, нынешнем Димитровграде, куда 31 июля 1941 года прибыл эшелон из Ленинграда с фондами Государственной Публичной библиотеки имени Михаила Салтыкова-Щедрина.

Основанная в 1795 году петербургская Публичка, как её до сих пор называют – старейшая в России и одна из крупнейших в мире библиотек. В дореволюционное время она носила громкий титул Императорской Публичной библиотеки, и все типографии в Российской империи обязаны были высылать туда обязательные экземпляры всех публикуемых в них книг, брошюр и периодических изданий. Так было и с изданиями, выпускавшимися в Симбирске – и, нередко, они известны потомству только благодаря экземпляру, до сих пор сохраняемому в Публичке.

Разумеется, вывезти всю библиотеку из Ленинграда было технически невозможно. Эвакуировали самое ценное в 2498 ящиках двенадцатью вагонами в сопровождении 14 сотрудников библиотеки и членов их семей, всего 28 человек. Среди них находился и директор библиотеки, старый большевик и бывший чекист Александр Христофорович Вольпер (1894 – 1970).

Когда состав прибыл в Мелекесс, выяснилось, что здесь культурные ценности не очень-то ждут. Местные власти, по словам Цили Марковны Озеровой (1909 – 2009), заведующей отделом каталогизации, «предложили нам ехать дальше», не уточняя адреса. Пришлось связываться с Москвой, с Наркоматом просвещения, под нажимом которого для коллекций Публички были выделены помещения в домах Пионеров и Учителя и в Мелекесском учительском институте.

Вывоз материалов со станции занял одиннадцать дней. Ящики с рукописями и книгами вывозили подводами, запряжёнными лошадьми и волами. Каждую подводу в обязательном порядке сопровождал кто-то из сотрудников библиотеки. Местные жители удивлялись. Книги – не ценности, казалось им, не колбаса, не мыло и не конфеты.

Эх, знали бы мелекессцы, что только за библиотеку, принадлежавшую некогда знаменитому французскому философу-просветителю, литератору Вольтеру (1694 – 1778), почти семь тысяч томов книг и рукописей, российская императрица Екатерина II выложила 30000 рублей золотом! И это – ещё «мелочи жизни».

В Мелекесс «приехал», например, Ленинградский кодекс, рукописная Библия на древнееврейском языке, написанная в Египте около 1008 года, авторитетнейшая рукопись, на основании которой готовились самые авторитетные издания Книги книг. В 1930-е годы Советская власть продала из Публички в Британский музей за 100000 фунтов стерлингов – а некий толстосум предлагал даже 200000 фунтов! – написанный в IV веке рукописный Синайский кодекс Нового Завета. И эту продажу до сих пор считают позорной и неадекватной. Так вот, Ленинградский кодекс объективно стоил куда дороже Синайского!

Впрочем, о коммерческой стоимости рукописей и книг сотрудники Публички едва ли распространялись вслух. Ленинградских интеллигентов немало смущало, с какой лёгкостью слетало с уст местных жителей: «муж сидит», «дочь отсидела», «сам вернулся из колонии». Несмотря на усталость и явный недостаток персонала, сотрудники собственными силами организовали круглосуточную охрану коллекций, и только в мае 1943 года ей занялась специализированная военизированная охрана.

Впрочем, куда больше возможных похитителей драгоценным рукописям и книгам угрожала сырость мало приспособленных для хранения подобных раритетов помещений и постоянная угроза пожаров, поскольку постоянно приходилось топить печи. Жителям Северной Пальмиры поначалу казалось странным и даже диким действовавшее в Мелекессе распоряжение на летние месяцы: топить печи в городе до 8 часов утра, до жары, и с 7 часов вечера, когда спадает жара. Но вот они «услыхали жуткое завывание ветра в трубах и на галерейках, увидали тучи пыли, мчавшейся вперёд, и порывы ветра, валившие заборы, рушившие ветхие, накалённые жаром крыши домиков, и тогда осознали предусмотрительность городских властей».

В заботах об обеспечении сохранности уников, сотрудникам постоянно приходилось перебирать и перекладывать содержимое всех 2498 ящиков для просушки и выявления плесени. К окончательной реэвакуации, случившейся осенью 1945 года, все сотрудники вынужденно овладели профессией реставраторов. А ещё им, несмотря на возраст, пол и должности, пришлось овладевать профессиями грузчиков, дровосеков, огородников, стоять в очередях за хлебом и продуктами первой необходимости, посещать госпитали, готовить статьи, выставки и лекции.

8 марта 1945 года на площади Советов в Мелекессе появилась выразительная карта боевых действий в Европе, которая постоянно обновлялась и подкрашивалась местными художниками под руководством Виктора Исидоровича Гранского (1903 – 1970), начальника отдела кадров библиотеки, бывшего подпольщика и чекиста. Весёлая красная краска вытягивалась в стрелы наступательных ударов и всё более заливала уменьшавшееся коричневое пятно удерживаемых фашистами территорий, приближаясь к Берлину. Перед картой вплоть до 9 мая 1945 года всегда густилась толпа.

Может показаться, что сотрудникам Публички и членам их семей, оказавшимся в Мелекессе ещё до отсчитываемой с 8 сентября 1941 года блокады, повезло. Мелекесский филиал Ленинградской государственной публичной библиотеки начал свою работу 8 августа 1941 года. Но едва ли ленинградцы искали такого везения. Чуть обустроившись на новом месте, директор Публички Александр Вольперт уехал в Ленинград, вступил в батальон НКВД и оборонял блокадный город в самую страшную зиму 1941/42 годов, покуда сам не свалился от дистрофии, был вывезен на «большую землю», комиссован с военной службы и вновь приехал работать в Мелекесс. Своего тылового «лиха» ленинградские библиотекари тоже хлебнули сполна.

Чувство голода также томило «куированных» в Мелекесс, особенно в первую военную зиму. Хлеб в лавку завозили с громадным запозданием – по шесть, по восемь часов люди томились на холоде, ожидая дневную пайку.

«Вдруг, как всегда неожиданно, слышится радостный голос: «Хлеб привезли!» Распахиваются двери и появляются носилки с ещё неостывшим хлебом. Прежде всего хлебодар старается наделить шоколадными глыбами чёрного хлеба заждавшихся детей, пожилых, далеко живущих. Хлеб действительно кажется по вкусу шоколадным тортом. Съедаешь ломоть и чувствуешь себя снова сильным. Голодные жители собирали на полях перезимовавшие зёрна, мололи их и пекли лепёшки и хлеб. Эти зёрна были причиной смертоносной болезни».

Мелекесс казался ожившей декорацией к купеческим пьесам великого драматурга XIX века Александра Островского: немощеные улицы, непросвещённые жители, у которых в почёте были гадалки и ворожеи, и которые видели гадание даже в раскладываемых эвакуированной квартиросъёмщицей пасьянсах. «Самое жуткое в Мелекессе – уборные, сплошная грязь и зараза». На городском кладбище ломали кресты на дрова.

Но время шло и придавало оптимизма: горечь поражений сменяла радость побед, особенно после того как 27 января 1944 года было окончательно снята блокада Ленинграда. Уже весной предпобедного года некоторые сотрудники Публички из Мелекесса стали приезжать в Ленинград по делам либо убыли совсем. Но битва за город продолжалась вплоть до 9 августа 1944 года, а, значит, рисковать, торопясь с реэвакуацией уникальных книг и рукописей пока было не с руки. Зато провидение через эту неторопливость донесло до нас рассказ о праздновании 9 мая 1945 года, запечатлённый в воспоминаниях сотрудниц Публички, сестёр Марии и Елизаветы Садовых:

«Какое было ликование в народе! Всё население с утра хлопотало, добывая драгоценную увеселительную влагу, гармонисты были спешно абонированы по разным учреждениям. День был холодный и хмурый, перепадал дождь, но это не мешало людям веселиться. Посреди улицы Пушкина на зелёной лужайке были поставлены столы с едой и питьём. Угощение было устроено на паях, но мимо идущих тоже угощали, и все сообща кричали ура!»

Иван Сивопляс