Как-то довольно много лет тому назад один знакомый служитель культа, заочно постигавший духовные науки в Саратовской семинарии, попросил помочь ему с написанием работы про святителя Иоанна Тобольского (1651 – 1715), в миру Ивана Максимовича, митрополита Тобольского и всея Сибири.
Два Максимовича
Я пытался объяснить, что не историк, а краевед, и занимаюсь не Сибирью, а Симбирском – но очень неотступен и печален был батюшка, сетуя, что с историей он не мог совладать даже в средней школе, а Тобольск или Симбирск – так ли суть важно? Всё одно, на одной земле живём!
И тут-то, вспомнилось мне, что у нас тоже был «свой» Максимович, самый первый архипастырь образованной в 1832 году Симбирской и Сызранской епархии в пределах Симбирской губернии, архиепископ Анатолий (1766 – 1844), в миру Андрей Иванович Максимович. И Иоанн Тобольский, и Анатолий Симбирский были потомками одного и того же благочестивого украинского шляхтича Максима Васильковского: Иоанн – сыном, а Анатолий – праправнуком.
Оба талантливы, делали блестящие карьеры и были обласканы российскими государями. Оба на самом взлёте подверглись опале – внешне завуалированной, но столь же явной для современников – когда они, пастыри Божии, пытались обличать земное начальство.
Любимец Петра Первого, князь Александр Данилович Меньшиков (1673 – 1729) возвёл у себя в имении церковь и в декларативной форме потребовал от владыки Иоанна приехать и освятить её в назначенный им день. Владыка отказался, сорвав приуроченный к такому случаю пир горой, и мстительный князь рекомендовал Петру назначить Иоанна митрополитом в Сибирь, где тот через три года отдал Богу душу, успев напророчить Меньшикову его собственную незавидную судьбу: «Да, далеко я заехал, но он будет ещё дальше меня».
Короче говоря, доклад наш получил оценку «отлично».
В блистательном Санкт-Петербурге
Думал ли и преосвящённый Анатолий, что когда-либо окажется в Симбирске? Но неисповедимы пути Господни. Куда раньше он, прилежный ученик Переяславской духовной семинарии, что в Полтавской губернии, оказался в столичном Санкт-Петербурге!
Лучших учеников с «мест» направляли в Санкт-Петербургскую главную духовную семинарию в знаменитой Александро-Невской лавре, чтобы готовить из них будущих преподавателей. Андрей Максимович окончил её в 1789 году и сразу начал преподавать в ней риторику и греческий язык. В 1792 году был рукоположен в священники к столичной церкви Успения Пресвятой Богородицы, известной в истории как храм Спаса на Сенной площади. Отстроенный за тридцать лет до этого на средства богатейшего россиянина своей эпохи Саввы Яковлева (1713 – 1784), Спас на Сенной считался одним из красивейших и богатейших питерских храмов.
Церковь Спаса на Сенной в Санкт-Петербурге, настоятелем в которой был отец Андрей Максимович
Особой гордостью считался 542-пудовый колокол на сорокаметровой колокольне – храмоздатель Яковлев так дорожил им при жизни, что приказал примотать язык колокола цепью и застёгивать её замком, ключ от которого хранился у самого Яковлева и выдавался им лично, когда он позволял в него звонить. Престол храма был обложен позолоченными серебряными панелями весом более ста килограммов, а храмовый образ Успения Пресвятой Богородицы осыпан жемчугами и бриллиантами.
Спас на Сенной считался купеческим храмом. Помимо богатейшего семейства Яковлевых среди его прихожан было много богатых людей из торгового сословия, людей богобоязненных и щедрых. Им, в свою очередь, очень импонировал учёный настоятель, вдохновенный проповедник, послушать которого специально приходили прихожане из других храмов, а в те времена соревновательность в плане у кого колокол громче, хор голосистей и батюшка вдохновенней, являлась важной частью общественной жизни. Не приход, а мечта!
Речи отца Андрея не только звучали устно, но и публиковались «с дозволения Святейшего Синода». Прекрасного оратора приглашали для проповедей на разные события, торжественные и печальные. 7 марта 1808 года в Александро-Невской лавре он произнёс речь при погребении духовника Его императорского величества Александра I, протопресвитера придворного и Московского Благовещенского соборов Сергия Федорова:
«Нет ничего ужаснее, ничего болезненнее, как представлять себе собственную кончину свою. Мы умышленно закрываем очи наши и отвращаемся от такого предмета, к которому по необходимости наклоняет нас собственная наша природа. Но что же чрез то успеваем мы? Смерть всегда преследует свою добычу. Она облекается покровом непроницаемым, крадется потаенными путями, неприметно подкапывает бренную храмину нашу, ловит все выгодные случаи, чтобы внезапно напасть на нас с необоримой силою. И тогда уже неизбежны и совершенно решительны бывают ее удары».
Речь отца Андрея понравилась многим – но был у неё и совершенно особый слушатель, сам император Александр I.
Столь проникновенно о смерти отец Андрей говорил, сообразуясь с личными обстоятельствами: он овдовел, потерял горячо любимую жену. Священнику только однажды позволялось вступить в брак, но вдовому священнику ничто не мешало стать монахом. И тут, как говорится, несчастье помогло: отец Андрей принимает постриг с именем Анатолий – и перед ним буквально распахиваются новые карьерные перспективы!
Явно не без протекции императора в 1809 году иеромонах Анатолий стал ректором и профессором богословия в родной Санкт-Петербургской духовной семинарии, помещавшейся во всё в той же Александро-Невской лавре. Одновременно, был назначен архимандритом первоклассной Свято-Троицкой Сергиевой Приморской пустыни, пригородного к столице монастыря.
Собор Пресвятой Троицы в Троице-Сергиевой Приморской пустыни, где служил архимандритом владыка Анатолий
Обитель опекалась правящими монархами и служила «модным» местом для захоронения представителей высшей столичной знати – здесь размещались их родовые усыпальницы. Архимандриту Анатолию вверили попечение над отцами-законоучителями всех кадетских корпусов Санкт-Петербурга.
Вид на здание Санкт-Петербургской духовной семинарии, где учился и ректором которой был Анатолий Максимович
«Слово…» – не воробей
24 февраля 1811 года архимандриту Анатолию предложили выступить с речью в знаменитом Исаакиевском соборе по случаю приведения к присяге чиновников, избранных на гражданские должности в Санкт-Петербургской губернии.
Так выглядел Исаакиевский собор в начале XIX века
Слово это имело эффект разорвавшейся бомбы:
«Малодушные, преданные страстям, унижающим человечество, не могут быть служителями Престола. Не могут управлять другими, кто потеряли власть над самими собою. Не могут быть верными монарху, кто пребывают неверными своему Богу, - без обиняков, в карьер начал отец Анатолий. - Не какая-нибудь верность, основанная на чувственной выгоде и часто связующая самых развращённейших человеков, потребна в званиях общественных, но вера Евангельская, возвышающая дух наш превыше всего земного и гибнущего. В верности общественного служения мы должны жертвовать самою жизнью. Чем более кто имеет власти, тем менее может жить по своим прихотям – здесь должны исчезнуть все виды самолюбия – должно отречься самого себя. Власть над человеками не есть собственность человека – это существенная принадлежность Творца вселенной. Горе человеку, который власть употребляет для насыщения своих прихотей, который своим примером уполномочивает всякое распутство и бесчиние. Какое мучение, какой ад для его совести! Лучше бы было никогда не родиться ему. Он умирает – но не умирает грех его. Яд греха разливается по бесчисленным членам, и пагубные следствия его, может быть, ощутительны будут даже до конца света».
Эти слова цепляют и через 213 лет – а каково было тем, кому это предназначалось, тем самым чиновникам Санкт-Петербургской губернии?
Архимандрит Анатолий «задал тон». В марте того же 1811 года «выстрелил» наш земляк, Николай Михайлович Карамзин, кстати сверстник Анатолия (1766 – 1826), подав императору Александру I «Записку о древней и новой России», где тоже обрушивался на нерадивых чиновников:
«Не боятся государя – не боятся и закона! Наше правление есть отеческое, патриархальное. Чего Александр не сведает, если захочет ведать? И да накажет преступника! Да накажет и тех, которые возводят его в чины! Начинайте всегда с головы: если худы капитан-исправники – виновны губернаторы, виновны министры!..».
«Слово…» Анатолия и «Записка…» Карамзина, сходятся историки, знаменовали переход политики императора Александра I от либеральных реформ к охранительным тенденциям. Но если «Записка…» была засекречена, то Анатолию за «Слово…» пришлось держать ответ.
В январе 1812 года в Переяславе, бывшем центром Полтавской и Переяславской епархии, скончался епископ Феофан (Шиянов) – человек великой мудрости и простоты, тоже блестящий оратор – его специально командировали в Санкт-Петербург в 1776 году, чтобы он сказал на бракосочетании великого князя Павла Петровича, будущего императора Павла I.
Вознесенский собор в городе Переяславе, где служил владыка Анатолий
Так появился чудесный повод «сплавить» Анатолия на «малую родину». Он был хиротонисан в епископы (на фото справа - в это время) и отправлен в Полтавскую епархию. Четыре года радовал владыка Анатолий земляков и духовенство, от души слагавшее в его честь немудрящие стихи:
«Твой взор мил кроткий тот сулит струи доброт».
В 1816 году владыку Анатолия перевели на бывшую уже два года вакантной Минскую кафедру, и он стал епископом Минским и Литовским. 16 лет кротко и мудро служил владыка в Минске, также любимый паствой и духовенством, а времена тогда наступали строгие – царство императора Николая I, за любовь к порядку прозванного «Палкиным».
На смену доброму старцу в Минск из Тамбова прислали энергичного епископа Евгения (Баженова), хвалившегося тем, что сдал в солдаты несколько сотен нерадивых священнослужителей и прибегал для «вразумления» прочих к телесным наказаниям, рогаткам и колодкам. Евгений продержался в Минске два года и никто из духовенства даже не пришёл провожать его.
Минск в первой половине XIX века
Симбирский архипастырь
Говорили, что Анатолий сознательно выбрал назначение на вновь образованную Симбирскую кафедру, прекрасно сознавая всю меру трудностей, в том числе, бытовых, с которыми предстояло столкнуться на новом месте. Формально, для Анатолия Симбирск был повышением – он получил сан архиепископа, но при этом, в Симбирске не было ни семинарии, ни даже достойной архипастыря резиденции. Начинать приходилось с нуля, что крайне непросто для всякого, тем более, пожилого человека. Не один год заняли упорные труды.
В сентябре 1840 года открылась Симбирская духовная семинария. 15 сентября 1841 года Анатолий торжественно освятил заложенный еще в 1824 году Кафедральный Свято-Троицкий собор, на долгие годы ставший главным украшением и символом Симбирска. При Анатолии в епархии подвизались симбирский юродивый Андрей Огородников и священник села Бортсурманы Курмышского уезда Алексей Гневушев, за подвиги благочестия причисленные Православной церковью к лику святых. Архиепископ с сонмом духовенства сам погребал блаженного Андреюшку в Симбирском Покровском монастыре.
В 1842 году, «по глубокой старости и упадку сил», добрый архипастырь ушел на покой. Анатолий уехал из Симбирска и поселился в Сызранском Вознесенском монастыре – как говорили, чтобы не смущать преемника своего, архиепископа Феодотия (Озерова) (1797 – 1858), и не соблазнять паству неуместными сравнениями. Впрочем, Феодотий скоро снискал всеобщую любовь.
В Сызрани Анатолий отошел к Богу 14 февраля 1844 года 78 лет от роду и был погребен у монастырской церкви Федоровской Божией Матери.
При Советской власти монастырь, по обыкновению, закрыли. Могила Анатолия пришла в забвение, на десятилетия считалась утраченной, буквально в нескольких метрах от неё устроили смотровую яму для гаража. Хорошо сохранившиеся в массивном дубовом гробу останки архиепископа обнаружили летом 2004 года при проведении реставрационных работ в монастыре, возвращённом Церкви. 16 сентября Анатолия торжественно перезахоронили в Воскресенском некрополе Симбирска-Ульяновска, и уже двадцать лет, как первый наш архипастырь покоится в симбирской земле.
Иван Сивопляс, научный сотрудник
Музея-заповедника «Родина В. И. Ленина»
