В начале апреля в Ульяновске произошла трагедия, потрясшая все медицинское сообщество: заведующий инфекционным отделением ЦГБ Александр Волков скончался на допросе у следователя. Дело, по которому он был вызван, касалось разбирательств с историей жительницы Ульяновска Ирина Т.(имя изменено). В инфекционное отделение ЦГБ ее привезла «скорая» с острой болью в животе. Ирине поставили диагноз «острый гастроэнтерит» (по сути, расстройство пищеварения) и лечили соответственно: активированным углем и клизмами.
Однако спустя двое суток ее прооперировали уже в другой больнице. 23-летняя девушка оказалась на грани жизни и смерти — у нее диагностировали обширный перитонит, ей пришлось удалить, в том числе, маточную трубу.
В СМИ уже появились мнения, в которых Ирину обвинили в гибели врача. По версии сторонников коллектива ЦГБ, в том, что произошло, виновата сама пациентка, обвиняющая медиков.
Девушка рассказала свою версию произошедшего:
«24 августа 2016 года меня на «скорой» привезли в ЦГКБ. Живот начал болеть накануне вечером, к утру стало хуже — решили обратиться к врачам. Так как меня тошнило, были признаки желудочного расстройства, госпитализировали в инфекционное отделение больницы. Решили, что это отравление. Мне поставили капельницу — стало получше. К вечеру состояние снова ухудшилось.
Наутро, 25 августа, во время обхода я пожаловалась дежурному врачу и завотделением Александру Волкову на сильные боли в животе. Врачи меня осмотрели, сказали, что это последствия гастроэнтерита, дали мне активированный уголь и поставили капельницу. Вечером ко мне приехала мама, и я пожаловалась ей на непрекращающиеся боли в правом боку. Она потребовала от врачей измерить мне температуру (с момента поступления ее не измеряли) — она оказалось повышенной.
Меня отправили в приемное отделение ЦГКБ на осмотр. Взяли анализ крови, сделали рентген брюшной полости. Врач сказал, что не может ничего понять на снимке из-за «зашлакованности кишечника». Назначил очистительные процедуры и капельницу с ношпой, меня вернули в инфекционное отделение.
Утром 26 августа мне снова сделали клизму и повторно рентгенографию. А потом еще раз отправили в приемный покой. Дежурный хирург меня осмотрел и решил показать коллегам в хирургическом отделении №1. Там меня осмотрели три врача, в том числе, зав отделением. Они сделали выводы, что аппендицита у меня нет. И снова вернули в инфекционное отделение.
Другие врачи — гинеколог и уролог меня не осматривали, УЗИ мне не делали.
Так как лечение оставалось прежним — капельница с ношпой и активированный уголь — я решила уйти из инфекционного отделения лечиться домой, под расписку. Врач, которая осматривала меня в отделении, возражать не стала, завотделения Александр Волков сказал: «Пусть идет, в выходные (а это была пятница) все равно ей заниматься никто не будет». Их не остановило то, что при анализе крови у меня обнаружили повышенное содержание лейкоцитов (что, по идее, свидетельствует о воспалении).
В выписке, которая на руках у Ирины, значится диагноз "острый гастроэнтерит неуточненный".
В выписном эпикризе, который мне дали, говорится: «Диагноз — острый гастроэнтерит неуточненный. Данных за острую хирургическую патологию нет. На фоне проведенного лечения улучшились биохимические показатели. Выписана на амбулаторное лечение в удовлетворительном состоянии».
И вечером того же дня (спустя 4 часа после выписки из ЦГБ) я с бабушкой поехала в деревню. По дороге мне стало плохо — снова сильно разболелся живот, я начала терять сознание, температура поднялась выше 40. Меня доставили в районную больницу в Большом Нагаткино и сделали экстренную операцию — она длилась более 4 часов. Хирурги выявили у меня гангренозно-перфоративный аппендицит и разлитый фиброзно-гнойный перитонит. Из-за того, что процесс зашел слишком далеко, врач удалил маточную трубу — произошел ее некроз.
Восстановление после всего этого далось мне очень тяжело. Я долго лежала в больнице, до сих пор у меня анемия — сильно понижен гемоглобин в крови. Из-за перенесенного стресса проявилось редкое аутоимунное заболевание. Я лишилась маточной трубы, что наверняка аукнется в будущем, когда я решу завести ребенка.
На семейном совете мы решили подать иск в суд, чтобы компенсировать моральный вред. Суд двух инстанций (районный и областной) встал на нашу сторону, мне выплатили небольшую (по меркам всех затрат, которые предстоят на лечение) компенсацию.
Судебная экспертиза, которая была проведена в Ульяновске, сделала интересные выводы. Эксперты написали, что диагноз мне был выставлен неправильно из-за «нетипичности и стертости клинической картины, неинформативности результатов рентгенографии брюшной полости и моего отказа от дальнейшего круглосуточного наблюдения в стационаре». Причем, как оказалось, диагноз «острый аппендицит» у меня заподозрили еще 25 августа. Но в моей карточке это не зафиксировано.
В экспертизе указано, что у меня, скорее всего, было атипичное расположение аппендикса. Но неужели врачи, через руки которых прошли сотни пациентов, ни разу не встречались с таким случаем?
И вот выводы экспертизы: «Клиническая картина была не характерна для типичной формы острого аппендицита, что требовало проведения дополнительного обследования, которое в сложившейся ситуации было невозможно из-за отказа пациентки 26 августа от дальнейшего наблюдения в стационаре». «Медицинская помощь в соответствии с выставленным диагнозом «Острый гастроэнтерит неуточненный» была оказана качественно, но не в полном объеме».
То есть, игнорирование результатов анализа крови и повышенной температуры, отсутствие УЗИ, консультации других врачей и назначения дополнительных анализов, лечение активированным углем и ношпой в инфекционном отделении — это «качественная медицинская услуга». А в том, что у меня развился перитонит, виновата я — потому что ушла из больницы со справкой об «удовлетворительном состоянии».
К слову, клизма, которую мне сделали несколько раз, противопоказана при аппендиците. Не исключено, что эта процедура ухудшила мое состояние и стимулировала перитонит.
Мы обратились в независимую экспертизу, которая сделала совершенно другие выводы. В том числе, и то, что моему здоровью был причинен тяжкий вред. Это стало поводом для возбуждения уголовного дела, которое тянется до сих пор, 7 месяцев.
Несколько моментов, которые стали для меня показательными. На первом заседании в суде представители ЦГБ сказали, что гинеколог меня осматривал. После того, как мы опровергли это, гинеколог из дела исчез.
Затем суд запросил рентгенографические снимки, которые мне делали, на экспертизу. В ЦГБ пояснили, что они были… уничтожены, так как хранятся всего месяц. Мы не поверили и сделали запрос в минздрав. В ведомстве уточнили, что снимки должны храниться год. После этого одна рентгенография нашлась — от 25 августа. От 26-го так и не предоставили. И не факт, что это результаты моего обследования — мы предполагаем, что все-таки на снимках можно было определить, что у меня аппендицит.
Мы намерены бороться до конца — это наш, если хотите, гражданский долг. Ведь в руки этих медиков может попасть любой из нас. И не факт, что они поставят верный диагноз, назначат правильное лечение...
Уголовное дело было возбуждено 5 сентября прошлого года. За время расследования, в нарушение положений ч.8 ст.162 УПК РФ, я не получила ни одного уведомления о продлении сроков расследования. О причинах продления мне известно лишь со слов следователя: он уверял меня в том, что до настоящего времени не проведена судебно-медицинская экспертиза и не установлено местонахождение врача – инфекциониста Медведевой. Эта экспертиза до настоящего времени даже не назначена и не направлена для работы в соответствующее учреждение. Врачи, виновные в причинении вреда моему здоровью, безнаказанно продолжают работать в той же больнице.
То, что мы решилась на судебные разбирательства с врачами, нам ставят в упрек: «Одного врача (Волкова) мы уже потеряли, хотите, чтобы и других лишились?». Но мой случай - повод серьезно задуматься о квалификации тех, кто работает в больнице. О том, почему при «отличном оснащении больниц» по-прежнему ставят неверные диагнозы, что может стоить больному жизни. Почему у нас сложилось такое отношение к пациентам, когда перед ними даже не извиняются за неправильно поставленный диагноз. А, напротив, укоряют, что затеяли разбирательства.
Наверное, самым правильным в этом случае было промолчать и сказать «Спасибо, что жива». Я и говорю, но совсем другим врачам».
Карина Богданова, Эльвира Трубникова
фото из личного архива